rel="nofollow" href="#n_296" type="note">[296]. Монотоном читается священное писание. Терцией дается умеренное ударение. Квинтовый подъем сообщает слову характер удивления, восхищения, сомнения, колебания. Октава самая сильная степень вопроса, связанная с насмешкой, нетерпением, презрением, издевательством[297].
Мелодекламация многими не принималась, Петр Боборыкин называл ее «милодекламацией», Стасов – «чепуханизацией»[298], а Амфитеатров замечал: «Самые простейшие из декламаторов инстинктивно, даже против своей воли, впадают в “неестественные” певучие тона именно тогда, когда их забирает за живое какое-нибудь лирическое место. Кто из русских декламаторов – самых неумелых и грубых в европейском артистическом мире – не впадает не только что в пение, а даже как бы в некоторый вой, дочитывая заключительное обращение к Волге в Некрасовском “Парадном подъезде?” ‹…› Разница только в том, что русский декламатор воет наобум, а потому и нескладно, и раздражающе трескуче, а итальянцам и французам хорошая школа и практика декламации помогают облекать свои лирические порывы в очаровательно-красивые звуки»[299].
То, что принимается в иностранных гастролерах как музыка, как ария, отвергается при семантическом наполнении похожего пения русскими чтецами. В появившейся громкой публичной сфере начала века русские по-прежнему ценят непрофессиональный голос у политика, а среди поэтов самым культовым чтецом становится тот, кто знаменательно объявил себя не-тенором: Александр Блок.
Пророки: политики и поэты
Развитие театра неотделимо от развития литературы, но оно также связано с преобразованием звукового ландшафта, медиа и публичной сферы, которая, как и национальный театр, формируется в русском пространстве очень поздно. Ее появление способствует развитию публичных голосов. Наравне с актерами и окающими священниками возникают новые фигуры (и профессиональные голоса, фонетические и голосовые маски): лекторы, земские политики, адвокаты, присяжные поверенные, истцы, вступившие в публичную сферу после реформ 1860 года, допустивших в русском суде состязание сторон. Многие из земских политиков и адвокатов становятся позже лидерами новых политических партий и депутатами Думы.
Публичные лекции становятся частью русской жизни в 1880-х годах, и чтения писателей и поэтов происходят теперь не только в частных салонах, но и в публичном пространстве. В это же время в быт начинают входить телефоны и фонографы, консервирующие голос и передающие его на расстоянии. Технологические и политические процессы в России совпадают, и уши внимательных современников реагируют на новые голосовые маски. Но слух этих хронистов сформирован культурной традицией, их уши воспитаны русским дискурсом и русской литературой. Поэтому в их обсуждении новых публичных голосов можно заметить знакомый старый стереотип: противопоставление
Там же. С. 107, 109.
