смотрите, не удержусь. Мы, гусары, народ горячий, – Омар довольно покручивал-поглаживал свои действительно густые усы. Нина звонко рассмеялась и поставила перед Омаром высокий стакан с апельсиновым соком и чашку зеленого чая. Раздался сигнал домофона, и Нина взяла трубку:
– Да, Тима, доброе утро, да, проснулся, здесь уже.
Нина повернулась к Омару и сказала:
– Тимур хочет поговорить с вами, там какие-то проблемы с машиной Амира, и он спрашивает: поговорите ли вы с ним сейчас, или ему позже зайти?
Омар недовольно посмотрел на часы на стене:
– Ладно, пусть зайдет, что там еще с машиной?
Тимур зашел на кухню и встал около двери, ожидая приглашения, но Омар сам поднялся, стоя допил сок и поманил Тимура за собой, в кабинет. Зачем Омару Рахимовичу был нужен кабинет, никто не знал, все свои дела по работе он решал за пределами дома, с домашними и обслуживающим персоналом особо не церемонился, где получалось, там и давал нагоняй, книг он не читал, в уединении не размышлял о судьбах родины и человечества в целом. Но кабинет у него был. И там был стол, полки с книгами, которые подобрал дизайнер по интерьеру, был большой телевизор и компьютер. Кресло, в которое уселся Омар Рахимович, было обито кожей и специально доставлено из Италии, ну по крайней мере, так было заявлено в престижном салоне мебели, откуда это кресло привезли. Омар взмахом руки приказал Тимуру сесть и взглядом показал, что готов выслушать его. Тимур кашлянул, не зная с чего начать:
– Омар Рахимович, сегодня опять были проблемы с Амиром Омаровичем. Он хотел сесть, вернее сел, за руль, а сам был в очень… Э-э-э-э… Ну, понимаете, он был сильно пьян, это то, о чем мы говорили с вами, в общем, недопустимое состояние. Я пытался остановить его, но вы же понимаете, я не могу применять силу. Что потом будет, даже представить невозможно. Сегодня обошлось малой кровью, картер пробит, сдал машину в сервис, после обеда поеду туда. Ваш сын с девушкой на такси уехал, вот адрес. Что дальше будем делать? – Тимур положил бумажку с адресом на стол.
Омар даже не посмотрел на нее. Он и на Тимура не посмотрел. Он смотрел в окно, постукивал по столу, и только слегка поддергивающийся ус говорил о том, что он очень напряжен. Даже нет, не напряжен, Омар был испуган, он, и в самом деле не знал, что ему делать со своим сыном. Он, его отец, не мог применить силу, что говорить о Тимуре. А как запретить ему лезть за руль в пьяном состоянии? А как запретить ему пить? А как запретить ему шляться неизвестно где по ночам и спать днями? Интуитивно – ведь даже у самых плохих и неумелых родителей, когда дело касается их любимых детей, работает интуиция – интуитивно Омар чувствовал, что дело плохо. Рано или поздно его сын вляпается в такое дерьмо, что деньги и связи не помогут. И любовь его отцовская не поможет. И что сказать Тимуру сейчас, что ответить, и какие дать инструкции на будущее – он тоже не знал. И от этого разозлился, разозлился на Тимура. Какого черта он портит ему настроение с утра, не тупой же, сам видит, что не знает Омар,
