как оказался в колодце дома. Я понял, что, если не отдам деньги, мне хорошо набьют морду, причем ногами.
– Сколько я вам должен за вашу «чебурашку».
– А сколько у тебя есть? Витек, обыщи его, – ехидно улыбаясь беззубым
ртом спросила девица.
– Не надо меня обыскивать. У меня денег всего пять рублей, я вам дам
четыре пятьдесят, а пятьдесят копеек оставлю на транспорт, чтобы доехать до общаги.
– Ты что, студент?
– Да, студент.
– Ладно, давай, с тебя со студенческой скидкой, три пятьдесят.
Я отдал им деньги и ушел. «Благородные мудаки, – подумал я, – и почему мне так везет на это дерьмо?! Наверное, у меня на лице написано, что я «лох ушастый». Вечно ко мне цепляется какая-то мразь и тащат из моего кармана родительские деньги, которых мне и так еле-еле хватает, чтобы прожить до конца месяца. Просто на всем моем внешнем виде выцарапано: «Вот, смотрите, идет «Федя», из которого можно вытрясти денежки». Меня это ужасно злило. Может, морду лица делать посерьезнее надо или походку сменить. Ну, прямо не знаю, как быть с таким видом, как у меня. Вроде ростом вышел, а на лице было написано: «Этого можно развести».
Ленинград 80-х… Город приличий и морали, город огней, город важной суеты и видимого благополучия. Но в тайной душе Ленинграда жила вечная темная и непонятная для многих жизнь. Жизнь городских колодцев, дешевого портвейна, новой музыки, обкуренной, и вырванной из глубины Ленинграда, поэзии.
Жизнь людей, которые не хотели жить внешним Ленинградом и походить на благополучие города. Они пытались жить по-своему и знали, что это их настоящая, ничем и никем не затоптанная, хотя, подчас, искореженная, истрепанная жизнь. Они пытались что-то сделать, и время расставило все на свои места.
Кто-то выжил и добился того, о чем мечтал. Другие закапывали свой талант в груде шприцов или заливали дешевым портвейном и умерли, забытые городом и его жителями. Каждый получал от этого чудовища то, чего он хотел и желал.
Черный пес – Петербург. Город прозы Достоевского, город стихов Бродского и снов Гребенщикова…
Гребенщиков опоздал на тридцать минут. Он приехал в общагу с девушкой, интеллигентного вида, с длинными и гладко зачесанными волосами. За спиной Б.Г. висела двенадцати струнная гитара в тряпичном чехле.
– Привет! – улыбаясь, поприветствовал он меня. – Это Аня со
Снигиревки.
Я не знал Аню и, тем более, где находится Снегиревка.
– Добрый вечер, Борис, проходим через вахту. Я, думаю, у вас нет с
собой документов.
– Нет, я не ношу их.
– Тогда я представлю Вас моим родственником. А это Ваша сестра,
договорились?
– Договорились. Сестра, ах, елы-палы, – пропел Гребенщиков.
– Пошли! – скомандовал я.
На вахте не возникло вопросов с проходом в общежитие. Мы поднялись ко мне в комнату. Рабочая жидкость была уже куплена и готова к употреблению.
