style="font-size:15px;"> Женщина цокнула языком, закатила глаза. Потом скрестила большие полные руки на не менее большой груди.
– Нет, рублей. Ну конечно, долларов. У Сидоренко друзья не бедные. Раз уж ты, парень, дело с ним имеешь, то уж сто пятьдесят найдешь. Да и видок у тебя такой, что найдешь и двести. Ты ж из этих?
– Вы, – сказал я.
– Что? – Женщина удивлённо посмотрела на меня поверх съехавших на нос очков.
– Обращайтесь ко мне на вы. Не помню я, чтобы мы с вами в кумовьях ходили.
Она снова также неприятно цокнула языком. Язвительно сказала:
– Ты посмотри, какие вы у нас строптивые, может вас еще по фамилии, имени и отчеству называть?
– Конечно.
Женщина громко засопела.
– Все. У меня обед. Приходите послезавтра, а лучше на следующей неделе. Тогда и поищем ваш билет.
– Председатель у себя? – Спросил я.
Женщина нахмурила темные, совершенно неподходящие под прическу брови, которые слишком яркими пятнами выделялись на лице.
– А зачем вам председатель?
– Думаю, он в курсе всего, что тут происходит. Может, будет посговорчивее вас, – пожал я плечами беззаботно.
– Нет. Он уже ушел на обед, – сказала она таким холодным тоном, будто собралась меня убить.
– Ну я все равно проверю, на всякий случай. Вдруг ещё у себя. До обеда, так-то, пять минут.
Тут я сделал вид, что собираюсь выходить из кабинета.
– Сто, – буркнула женщина понуро.
– Много. Билет – это, скажем так, подарок. Председатель уж меня поймет.
– Стойте. Восемьдесят. Давайте сочтемся на восьмидесяти. Выкладывайте деньги, а вот ваш билет.
Чиновница залезла во второй ящик стола и достала мой билет. Показала лицевую сторону. С такого расстояния точно рассмотреть я не мог, однако мне показалось, что в него вклеена моя фотография из паспорта.
– Вот, видите, как быстро он нашелся, – улыбнулся я. – Вы, оказывается, преувеличивали, что все обстоит так сложно.
– Давайте деньги и идите.
– Зачем? – Я удивился. – Говорю же, это подарок. Пойду в кабинет к вашему председателю, поговорю с ним. Объясню ситуацию, что в вашем обществе подарки от влиятельных людей выдают только за деньги, глядишь, он и войдет в мое положение.
– Шестьдесят. Мое последнее слово, – чиновница положила билет на стол, перед собой и накрыла тяжелой рукой.
Кажется, она побаивается того, что может сказать ей начальство. Понимаю, в девяностые, при таком развале нашего государства, коррупция на самых низких уровнях – это дело в порядке вещей. Я бы даже сказал, в духе времени. Хочешь жить, умей вертеться. Но и наглеть не стоит.
А женщина, видать, поняла, что перегнула палку. Точно поймет это и председатель. Я видел по глазам, которые чиновница безуспешно пыталась сохранить бесстрастными, что она боится своего председателя, и ее за такой наглеж не погладят по головке. Поэтому решил надавить
