сильного потрясения и не все.
– Когда они уже мертвы, не исправиться ни одному!
– Поэтому смерть и называют крайней мерой.
– Есть другие наказания.
– Заключение или побои?
– Ты всё извращаешь.
– Могу сказать о тебе то же.
– О чём ты? – поразился Рюрик.
– Думать о наказаниях – не твоё дело, судить меня – не твоё право. Нет ни одного наказания, которое не превращало бы притесняемых в притеснителей. Когда смертные забывают о справедливости и используют наказание, чтобы добиться своего, нарушается закон. Появляюсь я. А я признаю только одно наказание.
– Ты не знаешь цену жизни, – с трудом выговорил Рюрик, чувствуя как кровь приливает к лицу.
Угрюмый смрадный закуток под гнётом табачного дыма стал тесен, от пива несло кислятиной, от Руслана – металлом, но Рюрик не обманывался – так пахнет кровь. Во тьме ауры сложно было различить очертания людей и мебели. Бессмертный вслушивался, стараясь не упустить звуки внешнего мира. Казалось, ещё чуть-чуть и тьма поглотит его.
– Я знаю цену смерти, – парировал Руслан.
– О! – взвыл Рюрик, хватаясь за голову. На него заозирались, но ему было плевать. – Чушь! Чушь! Избавь меня от высокопарных речей! Убийство тоже остаётся убийством, как его ни назови!
Служащий и трое приятелей, тихо выпивающих через столик от бессмертных, насторожили уши. Рюрик смотрел только на Руслана, а Руслан равнодушно слушающий Рюрика, повышенное внимание сразу заметил. Расположившийся за стойкой Тристан что-то сказал, и сосредоточенность ушла из лиц смертных, складки на лбу и у переносицы разгладились, вернулись вежливые, ничего не значащие улыбки.
– …убийство убивает не только жертву, оно убивает убийцу, его душа черствеет и сохнет…
– Не могу не согласиться, – кивнул Руслан, теряя интерес к смертным, – поэтому людям это запрещено.
Рюрик несинхронно заморгал, как будто только с трудом проснулся и пытался понять, где и с кем находится. Тёмный бессмертный терпеливо ждал. Перед ним стояла пустая кружка, которую его обострённое обоняние заставляло пахнуть как целый низкосортный пивоваренный завод. Место смердело. Потливый служащий за стойкой, икающие от пива мужики, отдающий рвотой пол, сырость в углах, комки крысиного яда в подсобке и на складе, где хранили контейнеры с расхваливаемым местным пойлом, стылые закуски, клейкая ловушка для мух, оставленная с лета в грязном туалете, давно высохшие остовы мух, кровь на кафеле у ржавой раковины, судя по запаху – из разбитого носа… Нормальный запах был у Тристана и Рюрика. Светлый пах талой водой, древесными почками и чистотой. Чистота всегда пахнет по-разному, сейчас это был запах кожи и волос Рюрика без примесей. Руслан почувствовал его, ещё когда светлый бесцельно бродил по улице Смелых. Он давно знал этот запах, и Рюрику стоило бы большого труда замаскировать его. Но светлый не имел представления, что его выдаёт, стоит предпринять попытку проследить за темнейшим, а Руслан никому не говорил, что узнал запах, ещё когда в Совете был только один тёмный
