Потом на пару секунд зал погрузился в полную темноту, которую внезапно пронзил прямой столб холодного света. В его центре стояла та самая Муна. По залу полетели первые звуки музыки, басовито-тревожные. Они напомнили Верку шмелей, которых он однажды видел в оранжереях: «Лучше не трогать! Они очень больно кусаются».
Давление музыки постепенно нарастало, но Муна оставалась неподвижной. А потом она начала петь. Густой грудной голос с лёгкой хрипотцой вызвал странную щекотку в позвоночнике, словно огромная многоножка медленно поползла по позвоночному столбу от крестца к затылку. Смысл слов, которые она пела, был совершенно не важен. Важен был звук, тембр, цвет и вкус, которые рождало её пение. Верк застыл, словно в него выстрелили из импульсатора. Но, когда какой-то уже налакавшийся придурок крикнул: «Что ты воешь? Сиськи покажи!», Верк молниеносно оказался рядом, и резкий удар ребром ладони по затылку вырубил буяна. Один грозный взгляд на людей вокруг, и публика сразу поняла настрой гасилы и притихла, внимательно слушая. Звуки текли, почти видимые в полумраке зала. Верк впитывал их слухом, глазами, кожей, и хотел лишь одного – чтобы это никогда не кончалось. Но, увы, Муна допела последнюю ноту, и на несколько секунд стрип-зал погрузился в темноту и тишину. А потом обрушился лавиной аплодисментов. Верк стоял неподвижно и будто бы не понимал, где он, кто он и что должен делать. Затем очнулся и принялся хлопать вместе со всеми так громко, что на него стали оглядываться ближайшие посетители.
То ли голос Муны и вправду обладал таким магическим эффектом, то ли публику впечатлил неожиданный контраст с привычным изобилием голых тел на сцене, но выступление произвело сильное впечатление. А вот почему оно так поразило Верка, он и сам не мог себе объяснить. С самого начала что-то в этой Муне цепануло его, что-то царапнуло в самой глубине его нутра, укрытого надёжной бронёй профессионального цинизма. Гасила в стрип-баре, как правило, не реагирует ни на какие женские штучки, и Верк не был исключением. В своих гигиенических сношениях с женщинами, он всегда был практичен, стремителен и щедр. Он никогда не тратил много времени на поиск женского внимания: достаточно было подняться на второй этаж, и любая работница «Бетельгейзе» была рада гостеприимно распахнуть перед ним ноги. Поэтому женщины для Верка давно и прочно заняли своё место в ряду стандартных жизненных удовольствий, таких как еда, выпивка и хорошая драка. Но сегодня что-то пошло не так.
Верк нырнул во внутренние коридоры заведения и прошёл к гримёрке. У входа, что-то обсуждая, толпились несколько танцовщиц.
– Привет, Верчик! – приветствовала его Большая Йуди. – Это что за воющая сучка у нас появилась?
Грубая фраза резанула ухо. Но ссориться с девками – себе дороже. Поэтому он просто буркнул:
– Не знаю. Ануар откуда-то притащил.
И прошёл к соседней двери, которой ещё вчера не было.
– Пол-гримёрки нашей для этой змеюки одной отрезал! – услышал Верк у себя за
