и только и делал, что утробно икал раз десять-пятнадцать в течение минуты, при этом умудряясь стонать и вздрагивать.
– Ну, что ж, планы временно меняются, – обратился я к друзьям, – придется идти в ветлечебницу. Слава Богу, она здесь недалеко. Дальнейшее обследование рощи нам, к сожалению, вынужденно пришлось прекратить.
– Ну и что вы тут с собой притащили? – спросил, глядя на нас, фельдшер, больше похожий на мясника или на телохранителя нового русского. Этакий шкафчик два на два, с полным отсутствием шеи, но, надеюсь, не мозгов.
– Не что, а кого, – ответил я.
– А это что – иностранцы? – спросил он, кивая на пытающихся ему что-то сказать архимага и Иринку.
– Да не то чтобы совсем, – ответил я, не совсем понимая к чему клонит фельдшер, и собирается ли он лечить Карлоса. – А что не так? Вообще то, не они больные, а ворон.
– Да в принципе ничего, – ответил врач, беря Карлоса и ложа его на стол.
– А поаккуратней нельзя? – спросила Иринка, глядя на фельдшера.
– Что она хочет? – обратился ко мне врач.
– Она просит, чтобы Вы с птичкой поаккуратней обращались. Она же русским языком сказала.
– Если бы русским, я бы понял, – ответил врач, но уже более аккуратно обращаясь с вороном.
– Вот так, правильно, аккуратно надо, – добавил архимаг.
– Он вас не понимает, – сказал я друзьям.
– То есть?
– Как? – спросили архимаг и Иринка по очереди.
– А вот так, – ответил я. – Я понимаю вас и его. Его – потому, что он говорит на моем родном языке, а вас – потому, что Вельхиоровский запоминается автоматически, едва вы только попадаете или рождаетесь на Вельхиоре. Поэтому с этим эскулапом буду общаться я.
– Так, что будем лечить, или пусть живет? – обратился ко мне фельдшер.
– Чего? – переспросил я, не поняв.
– Шутка. Но у тебя есть два выбора: дешевый и дорогой. Какой устраивает?
– А можно поподробнее? – спросил я врача.
– Охотно. Дешевый: усыпить этого попугая нахрен и дело с концом.
– Ворона, – поправил я.
– Не важно. И второй – дорогой: он явно что-то съел. Но это вам будет стоить триста долларов.
– Ск.. олько? – спросил я, чуть заикаясь.
– Так, что выбираем дешевый? Всего-то десять долларов и все счастливы. Кроме, разумеется, канарейки.
– Ворона, – опять поправил я.
– Не важно.
– А каковы шансы, что он выживет?
– Если деньги сейчас, то сто процентов, или девяносто как минимум. А если нет, то на нет и суда нет. Так, что с зябликом делаем?
– С вороном, – устало сказал я. – Сейчас с карты сниму, будем Вам триста долларов.
Когда через двадцать минут я вернулся в ветлечебницу, сняв практически все деньги
