оны.
Тома в лице не изменилась, лишь поменяла позу и разблокировала телефон.
Этот день с самого начала шел не так, не правильно. Утром в школе ее игнорировал парень, а позже написал, что они расстаются, даже не удостоив ее ни личным разговором, ни хотя бы простой человеческой фразой, мол, ты обязательно будешь счастлива. Да хотя бы объяснения, почему! Нет, он просто сделал вид, что ее не существует. За итоговую контрольную по математике Тома могла не волноваться: будет двойка. В таком состоянии она не смогла сосредоточиться. Жаль только, что она расстроит учителя, которого уважала как человека и педагога.
Дома девочка обнаружила, что ее крысенка Чика сожрал кот, неведомо как проникнув к ней в комнату и вскрыв клетку. Затем мать окончательно ее добила новостью, что они отправляются на день рождения к тете Нине – сестре бабушки. На просьбу дочери оставить ее дома и дать побыть в одиночестве мать устроила скандал, заявив, что никакой любви в четырнадцать лет быть не может, и чтоб дочь не выдумывала, а оделась красиво и собралась в дорогу.
Назло матери Тома надела черные брюки и черную рубашку, свои темные волосы распустила, а в уши вставила черные серьги. Увидев этот траурный вид, мать обрушила на нее вторую волну скандала, но девочка поставила ультиматум: или едет так, или не едет. Настроение располагало к тому, чтобы отключить телефон и сбежать из дома. Но мать дошла до крайней точки недовольства, напомнив дочери, что ничего своего у нее тут нет, поэтому пусть идет куда хочет и не возвращается, но оставит все, что было куплено на родительские деньги. Тома впала в уныние и безвольной амебой погрузилась в автомобиль.
День клонился к закату. Машина неслась по дороге. Тамара молча выслушивала короткие упреки матери, зная, что отвечать на них бессмысленно. Да и все вокруг бессмысленно: лес, дорога, праздник. Тома открывала мессенджер, раз за разом перелистывала переписку с бывшим парнем, неверяще рассматривая это странное, чуждое ей и какое-то неправильное сообщение: «Мы расстаемся». Ну разве мог Миша такое написать?
Она размышляла, почему так произошло. Да, Миша говорил ей неоднократно, что она мало улыбается и ей недостает легкости. Тома вздохнула. Она не понимала, зачем ей улыбаться, если людям это не нравится. В детстве мама назвала ее легкомысленной дурой, потому что она постоянно хохотала и на все обращала внимание. Видимо, маму раздражал звук ее смеха, да и сама она обычно ходила с таким лицом, будто не улыбалась никогда. Бабушка осуждала внучку, если ей вздумалось за общим столом отчего-то засмеяться. «Смех без причины – признак дурачины» – гласила народная мудрость. Вот Тома со временем и перестала улыбаться – причин не было. Плакать она тоже не могла, потому что другая народная мудрость, озвученная той самой тетей Ниной, говорила: «Плакать не красиво». «Мне такая дочь не нужна. Моя дочь не ревет из-за ерунды», – добавляла мать.
Когда Тома подросла, матери перестало нравиться ее печальное лицо, которое не смеется и не плачет. Семья стала требовать от нее улыбок, когда нужно, и грусти, когда нужно. Девочка, которая не понимала, когда ей можно проявлять эмоции, а когда – нет, запуталась сама в себе и прекратила их проявлять вообще, законсервировав в себе все чувства. Плакать нельзя, смеяться просто так – тоже. Кто поймет этих взрослых? В машине мать каждые десять минут отпускала комментарий по поводу ее унылого лица, а Тома не могла взять в толк, почему она должна улыбаться, если ей грустно и хочется рыдать.
– Кончай уже ныть, – мать стала повышать голос, заметив одну крошечную слезинку, катившуюся по щеке дочери. – Тетю Нину так же поздравлять будешь? Что они о нас подумают?
«Людям пора бы уже научиться думать друг о друге хорошо или хотя бы просто с пониманием. Двадцать первый век на дворе», – мрачно заметила девочка, вытирая слезу, но вслух ничего не сказала. Потом скажет, когда ей будет восемнадцать.
Лес наконец кончился, как и солнечный день. На горизонте тлело солнце, впереди темнели маленькие частные домики, в одном из которых их ждали бабушка, дедушка и тетя Нина. Тома набрала в грудь воздуха и с ним собрала в кучу все свое терпение. Ее ждало одно из тех семейных мероприятий, которое всегда завершалось обсуждением ее несостоятельности.
Машина подъехала к одному из крайних двухэтажных домиков, который был отделен от леса невысоким заборчиком. Заглушив мотор, мать зазвенела ключами, закопошилась в пакетах на соседнем сидении и сурово скомандовала: «Выходи». Тома молча повиновалась.
Маленький зеленый домик встретил их желтыми окнами, распахнутой дверью в сени и лаем собаки на цепи. На пороге показалась бабушка с распростертыми объятиями.
– А вот и моя любимая внученька приехала! – раскудахталась она, выходя навстречу.
«Любимую внученьку не унижают и не бьют ремнем», – хмуро подумала Тома.
От приторности встречи ее на миг перекосило. Она отвернулась, когда бабушка Света стала ее целовать.
– Проходите, стол уже накрыт, –
