как новенькие гитарные струны.
Не могу поднять руки и расстегнуть чертову молнию на платье.
Во рту давным-давно пересохло, а я, кажется, никогда не решусь попросить хоть каплю воды.
Исхаков сидит напротив, удобно расположившись на сером диване. В руке он крутит бокал с алкоголем. Сейчас мужчина подносит рокс к губам и делает довольно большой глоток.
Все его хозяйские действия плотно записываются на подкорку.
И все, что сейчас хочу, чтобы он напился и отключился. Забыл про меня и вообще про то, что я стою здесь как кукла на постаменте, надеясь стать незаменимой любовницей зверя.
Если бы только папа видел, на что решилась его дочь, он бы отказался от меня. И был бы, скорее всего, прав. Я падаю. Низко.
Когда пальцами все-таки нащупываю потайную молнию, веду «собачку» вниз.
Это единственный звук, который наполняет огромную комнату. Нет, еще звон льда в бокале зверя.Взгляд Исхакова впивается в мои плечи, по которым сползают лямки платья. Само платье уверенно летит в ноги.
Его лицо ничего не выражает. И я не могу понять, нравится ему то, что он видит, или… нет.
В квартире странная температура. Мне ужасно жарко, но я вся дрожу от холода. Жуткое состояние, учитывая, что зверь все видит: как мне неловко, какая я неуклюжая и стеснительная.
Но он продолжает смотреть, и… оценивать.
– Подойди ближе, – вибрирующие нотки и так низкого голоса еще больше заставляют тело дрожать. Кажется, только из-за них я и слепо исполняю его приказы.
Облизываю губы, снова коротко вдыхаю. Влажные глаза хочется прикрыть.
Остаюсь стоять перед Демидом в одних только трусиках. На ногах высокие каблуки. Поднимаю ногу, чтобы скинуть ненужный реквизит.
– Туфли оставь. Мне нравится.
Вновь подчиняюсь.
Зверь жадно рассматривает мою грудь. Между нами остался метр, но я ощущаю каждый цепкий взгляд.
Соски ноют. Они стали очень чувствительными. Если он до них дотронется, мне будет неприятно. Или, наоборот, я завою от желания.
Я вся покрыты мурашками, и только слепой не увидит, что меня потряхивает. Даже губы с размазанной помадой дрожат.
Глаза зверя непередаваемо черный и опасные, полные огня и возбуждения. Только они и выдают, что картинка Демиду нравится.
Не картинка, а я. Маша.
От взгляда, которым Исхаков трогает мою грудь, живот, бедра, лобок, между ног приятно стреляет, и я чувствую предательскую влагу. Как такое возможно? Мужчина ведь даже не касался меня, не целовал, не шептал нежности…
Сердце перекачивает десятки литров крови. Настоящий мотор.
Вижу, как Демид отпивает последний глоток виски из бокала и поднимается с дивана. Подходит ко мне и вновь смотрит. Смотрит, смотрит, смотрит. И ничего не говорит, кроме приказов.
От него исходит удушающая энергия, которая божественно пахнет. Но, просачиваясь в кровь, травит.
Зверь касается моей
