и не знавшей никого из студентов, неиссякаемым кладезем информации. Лили же о каждом знала хоть что-то – слушок ли, сплетню, разговорчик, а о некоторых располагала и вполне достоверными сведениями. Эрне не очень-то нравилась эта изломанная кривляка, считавшая, что ей равны разве что Гогенцоллерны, но выбирать не приходилось.
– Мормо? Август? – Лили вдела в ухо серёжку, – он родом из Австрии. Его прапрадед сколотил недурное состояние, кое-кто даже считал, что он нашёл философский камень, так вдруг обогатился. Во всяком случае, Августу принадлежат сейчас замок Мормон в Цислейтании, не помню, в Далмации или Галиции, и дом Чемош в Транслейтании, в Венгрии. Или это Хорватия? – она чуть наморщила нос, вспоминая границы. – Впрочем, что за разница? Он считается завидным женихом, хотя…
– Хотя?
– Да кто его знает… – Лили внимательно оглядывала себя в зеркале, пудря нос, – сплетни ходят разные. Представь, в его огромном замке всего трое слуг, и никто с окрестностей туда – ни ногой. А, впрочем, мало ли вздора люди несут…
– А этот, что с ним постоянно… Фенриц Нергал, кажется.
– Фенриц? О, он тоже далеко не нищий. Я слышала о нём. Весёлый малый, гурман и жуир. Кутежи, карты да бордели. В последнее время, говорят, увлёкся наукой. – Лили, припудрив лицо, застегнула на шее замочек бриллиантового колье.
– А кто тот… высокий, чернявый, с носом, как у ворона. Кто он, кстати? Француз?
– Сиррах Риммон? Он, вроде бы, из Швейцарии. Но они пришлые. Там в роду, как я слышала, непонятная история. Вся родня вымерла в одночасье, дом Риммона как скосило. Сиррах – младший, по праву рождения ему светил бы разве что полковничий чин в армии, а теперь в его распоряжении солидный семейный капитал. Он единственный, кто остался в живых. Погибли его отец, брат и несколько слуг. История там тёмная, очень тёмная. Но сам он очень недурён… В нём что-то есть. – Лили плотоядно причмокнула губами и прикрыла веки.
Эрне на мгновение стало как-то не по себе, точно приближалось лёгкое недомогание, и она с досадой подумала, не простудилась ли на коридорном сквозняке? Однако с равнодушным видом продолжала осторожные расспросы, и, казалось, предмет беседы занимает её весьма мало. Лили же болтовня доставляла видимое удовольствие.
– Морис де Невер? Юный Казанова. Очень любит женщин. Когда проездом из Ньевра был в Париже, из борделей, по слухам, не вылезал. Хи! Говорят, его совратила лет в тринадцать камеристка его сестры, а может, наоборот, шельмец сам соблазнил её, кто знает? Во всяком случае, красавчик – тот ещё ловелас. Говорят, что однажды он поспорил в Ньевре с приятелем на бутылку перье, что за один вечер обольстит жену местного судьи, славящуюся добродетелью. И, представь, выиграл, Вальмон чёртов. А его слава дуэлянта? Замечено, кстати, что сам он не слишком-то вспыльчив, никого никогда не вызывал, но на него самого вызовы так и сыплются. Он убил уже дюжину возбуждённых болванов, чьи подружки, сестры и жёны были в восторге от красавца. На нём же самом – ни царапины, а ведь стрелялись с ним и де Перлон, и Валери – прекрасные стрелки. Забавно, да? В последнее время Селадона просто сторониться стали – кому охота на пулю-то нарываться?
– И,
