Подтянулся. А не земля, это вовсе! Тоже шкура. Мягкая, а как буцанешь, подрагивает, ухает… И вокруг, будто комната, – не комната, а полусфера и все стены из такого-же. Шкура, вены, жилы… Все пульсирует, подрагивает, живет! И не одно такое яйцо, из которого я вылез. Много их! По среди комнаты-полусферы огромадный столб, из кожи и с венами, как хер. И яйцами весь унизан. Одни лопнутые и пусто в них, висят просто, шкуру свесив. А другие – полнехоньки! Шевелятся, тоже ухают… Мамочка… Где это я?! Подсказал бы кто! Да у кого же спросишь! У столба? Или в яйца спрашивать? Не культурно это…
Решил осмотреться. Вдруг, чего полезного увижу? Прошелся вокруг столба. Со всех сторон яйца эти. Ничего нового! Оглядел потолок. Стены сходятся в купол. Купол держится на хере. Ни окон, ни дверей. Все из шкуры, да вен. Все шевелится, пульсирует и тоже живет… Прошел вдоль стен. Вот тут повезло немного больше! Между двух жирнющих вен, нашел все-таки щелочку! По свежему ветерку нашел. Вроде бы как с улицы тянет! Засунул туда глаз свой и обомлел…
В городе я почему-то оказался. Что от моей деревушки верст сорок будет. А как? Засыпал-то помню – дома! В постелюшке, с женой. С любимушкой своей. Чин-по чину… А сейчас в городе. Почти в его центре. Вон видно даже «Горком Партии»! Там наши вожди завсегда заседали. Здание пирамидкой построено. Чтобы чем выше чин – тем меньше там народу всякого, прохожего должно быть. Чтоб не мешались под ногами, не мельтешили перед глазами. Не отвлекали думу думать. О нас. О народе родном! Такая вот система. А сейчас оно без вершинки. Рухнула его верхушка «власти». Стоит с огрызком. Будто откусил кто. И побито все здорово. А дальше не видать ничего. В дымке все. Туман такой серый, плотный… И дырка маловата. Надо бы по-ширше!
Ну, ломать – дело не хитрое. Просунул пальцы, распер, поднатужился… Крепкая зараза. Еще шибче поднатужился… Лопнула! Аккурат – голову просунуть. Ну я и сунул морду-то свою. Батюшки! Городу хана. Руины… Почти все разбито! И дома щербатые и дороги дырявые и мост, тот, что в прошлые дни реку перепрыгивал, и тот пополам… Беда-беда! А я где?.. А я, навроде как, над землей вишу. Высоко! Метров двадцать. Не, не прям, чтоб просто так, мой теремок-то, купол этот окаянный, в небе зависший. А на – ножке. Длинной такой, до земли и изогнутой чутка. Гладенькой. Будто в грибе я сижу. Поганке. В самой ее маковке. И вокруг такие-же еще есть. Пять штук насчитал! А это что?! Какие-то длиннючие щупальца прямо с неба свисают. Да не просто так! Шевелятся. Двигаются. Шебуршат по земле. Будто рисуют там чего-то. А что именно делают – не видать. Далеко и туман. А откуда растут? Задрал я бестолковку свою. Мать чесная… Медуза надо мной висит. Огроменная! Даже не только чтоб надо мной. Над всем городом висит! Под облаками. Серая. Из кожи вся. Живая и шевелится вся. И чешуя на ней такая играет, поблескивает. И бахрома под ней. Красным светится. Даже навроде и красиво должно быть, ток страшно мне от этой красоты… И урчит она эта медуза, да так, что с неба гром гремит. Будто кит воет, только низко так, протяжно. Жутко… Убрал я морду оттуда. С улицы. Страшно стало! Апокалипсец видать
