а сновала по дорожке, спрашивая всех постояльцев санатория, попадавшихся на ее пути, не видели ли они светловолосую голубоглазую девочку семи лет с длинной косой в зеленом платье. Кто-то равнодушно коротко отвечал, что не видел и спешил дальше по своим делам, а кто-то проявлял участие и подключался к поискам, пытаясь выяснить у мамы подробности моего исчезновения, и не могу ли я прятаться в самом корпусе. Они разбивались по группам, одна из которых уходила искать меня в санатории, другая исследовала территорию снаружи. Папа же находился на процедурах и не знал, что вокруг меня поднялась такая суматоха.
– Привет, – услышала я позади себя голос.
От неожиданности я вздрогнула, резко обернулась и увидела за металлическим забором высокого ребенка с неприкрытой головой. Он стоял в тени густо цветущих розовыми цветочками кустарников, росших по ту сторону ограды, и держался за ее прутья. Я прежде не видела таких черных глаз и столь угольно-темных волос. Они свисали до самых плеч и приводили меня в замешательство в определении пола этого ребенка. Выцветшие синие шорты до самых колен и красная в белый горошек рубаха на выпуск с отсутствующей пуговицей в самом низу указывали, что передо мной мальчишка, но его длинные волосы не вязались с привычным моему восприятию образом мальчика. Какое-то чудо-юдо. На его подбородке я заметила ямочку и сначала решила, что она возникла в результате какой-то травмы, но ямка выглядела аккуратной и ровной, и, в конце концов, я пришла к выводу, что это врожденный дефект, который не портил его лица, но и не делал его краше.
Я приложила указательный палец к губам, призывая к тишине.
– Ты от кого-то прячешься? – спросил «чудо-юдо» по-русски, но что-то в его говоре отличало речь от русской. Кажется, это называется акцентом.
– Да, от мамы, – тихо ответила я.
– Почему?
– Не хочу идти на электрофорез.
– Куда?
– На электрофорез.
– Это кто такой?
– Это такая процедура. Лечебная. Но мне она не нравится.
– А зачем ты на нее ходишь?
– Так доктор прописал.
– Зачем он ее прописал?
– Потому что папа сказал доктору, что я много болею.
– Папа тебя не любит?
– Нет. Любит и даже очень. Но он врач и думает, что этот электрофорез меня вылечит. А он бьет меня током, и мне это не нравится.
У «чудо-юдо» глаза стали по пять копеек.
– Током? Это же больно! Я бы тоже сбежал.
Его ответ окончательно убедил меня, что он – мальчик.
– Не больно, но мне неприятно.
По дорожке парка снова забегали люди, кто-то заглядывал в кусты, и мне пришлось присесть возле одного из кустарников, прижавшись к его листьям, чтобы остаться незамеченной. Мое зеленое платье сослужило для меня добрую службу, слившись с листвой. Мальчика я знаками просила соблюдать тишину и не выдавать меня.
– Они ушли, – сказал он.
Я поднялась, огляделась по сторонам, и, убедившись, что никого рядом нет, подошла к забору. Мальчик был выше на целую голову и от этого казался старше на несколько лет. Под его ногтями я заметила грязь и представила себе, как возмутилась бы моя мама, если бы обнаружила такое у меня. Она во всем любила чистоту и порядок и не допускала, чтобы я была грязной и неопрятной.
– Ты тоже живешь в этом санатории? – спросила я.
– Нет.
– А почему ты один?
– Я с мамой. Она там.
И мальчик показал пальцем налево от себя. С моего места ее не было видно, но я и не стремилась обнаружить ее. Вдруг она выдаст меня маме.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Юра́ш. А тебя?
– Лиза. А что за странное имя у тебя?
– Меня так мама называет.
Ну точно чудо-юдо.
– Сколько тебе лет? – спросила я.
– Не знаю.
– Почему не знаешь?!
– Я не хожу в школу.
– Такой большой и в школу не ходишь?!
– Мама сказала, в школу я пойду осенью.
– В первый класс?
– Да. Кажется, так.
– Ты дурак? Почему тебя раньше в школу не отдали?
– Я не дурак!
Мальчик нахмурился, отпустил решетку и сжал кулаки.
– А читать ты умеешь?
– Нет.
