и взглянула на мою руку, повертела ее так, словно она была переливным календариком, и, чуть согнув мои пальцы в пригоршню, сказала:
– Детская рука очень непредсказуема. Линии еще нечеткие. Твоя судьба только формируется на ней. Я не могу знать, что будет в твоей жизни так далеко вперед.
– Что это значит?
– Я не вижу линию брака на твоей руке. Ее еще нет. Ты слишком юна.
– Но она появится, когда я вырасту?
– Скорее всего, да.
– И у него этой линии нет? – я показала на ее сына, стоявшего справа от матери.
– У него очень слабая, но есть. Он цыган, а цыгане рано женятся. Поэтому линия брака уже обозначена на его руке.
– А если у меня никогда эта линия не появится, это значит, что я не выйду замуж?
– Если ты очень захочешь, то судьба нарисует тебе линию брака на руке. Ты хорошая девочка, у тебя добрые глаза и красивая улыбка. Ты обязательно встретишь свою любовь и выйдешь замуж. Только живи по совести, не сворачивай с честного пути, и жизнь тебя отблагодарит по заслугам.
– А что вы видите сейчас?
– Я вижу, что ты много болеешь, и родители привезли тебя лечиться.
– Да, верно. Я буду здоровой?
Женщина расправила мою руку и чуть наклонилась.
– Да, обязательно. Скоро твои болезни пройдут, и ты будешь здоровой.
Цыганка отпустила мою руку, и я потянулась к серьгам, хотела их снять и отдать женщине.
– Нет, деточка, – она аккуратно отвела мою руку от ушей. – С детей я не беру деньги и украшения. Иди с богом, он будет тебя направлять.
– Спасибо, вы очень хорошая.
Женщина погладила меня по голове.
– И тебе спасибо на добром слове.
– Лиза! – услышала я крик мамы. – А ну убери от нее свои грязные руки!
Цыганка поспешила отвести руку от моей головы. Я испуганно повернулась к маме. Она неслась ко мне с территории санатория, в ее покрасневших от слез глазах я увидела гнев и страх одновременно. Словно надо мной нависла страшная опасность, и если она не успеет ее предотвратить, то я обязательно погибну.
– Юраш, пойдем, – сказала цыганка и потянула сына за собой.
Я бросилась к маме, чтобы остановить ее. Вслед за ней бежали две другие женщины, и о чем-то причитали. Я слышала грубость в их голосе, но не вполне разбирала, о чем были их речи.
– Что она с тобой сделала?
Мама упала передо мной на колени прямо на асфальт и стала разглядывать со всех сторон. Первым делом проверила серьги в моих ушах.
– Она тебе не навредила?
– Нет, мама. Она очень хорошая. Она мне погадала и даже сережки не взяла.
– Вот мерзавцы! – в сердцах воскликнула мама. – Уже и до детей добрались. Куда милиция смотрит?
– А что толку от милиции? – поддакивала одна из женщин в белом халате. – Подержат в камере, да отпустят. У нас тут постоянно так.
– Зачем
