чем, обезоруживая равнодушную или неприязненно настроенную публику ангельским лицом и невинными синими глазами. Он мог спросить:
– Видели, как мочится эскимос?
Потом расстегивал ширинку и, подставив ладони, показывал зрителям горсть ледяных кубиков.
Иногда Тоби надевал тюрбан, завертывался в простыню и объявлял:
– Абдул, заклинатель змей.
Он играл на дудочке, дергая одновременно за нитки, и из корзинки, раскачиваясь в такт, появлялась кобра – резиновая спринцовка с наконечником вместо головы.
В публике всегда находились люди, считавшие подобные вещи забавными.
У него в запасе были сотни подобных трюков, чтобы всегда успеть переключиться с одной темы на другую, прежде чем в воздухе замелькают пивные бутылки. Но где бы ни работал Тоби, всегда во время его выступлений слышался звук спускаемой в туалете воды.
Тоби объездил всю страну на автобусе. Добравшись до очередного городка, он находил самую дешевую гостиницу или меблированные комнаты и начинал обходить ночные клубы, бары и игорные дома. Он втискивал картонки в туфли, чтобы скрыть дыры на подметках, белил мелом воротнички сорочек, чтобы сэкономить на стирке. Все подобные местечки были одинаково унылыми, а еда несъедобной, но самое страшное было не в этом – его постоянно грызло одиночество. У Тоби не осталось ни одного родного человека на земле – всем было абсолютно безразлично, жив он или умер. Время от времени Тоби писал отцу – скорее из чувства долга, чем потому, что любил его. Юноше отчаянно хотелось поговорить с кем-то, найти друга, который поймет его, разделит мечты.
Тоби наблюдал, как преуспевшие собратья по профессии выходили из дверей первоклассных клубов, в сопровождении телохранителей и ассистентов, под руку с прелестными девушками, садились в блестящие лимузины, и мучительно завидовал им. Когда-нибудь…
Самыми худшими мгновениями были те, когда он проваливался и его шиканьем прогоняли со сцены посреди представления или просто вышибали, прежде чем Тоби успевал начать.
В эти минуты Тоби ненавидел публику и желал одного – перестрелять зрителей. Дело было не в самом провале, а в том, что он потерпел неудачу на самом дне, на первой ступеньке, ведь ниже опускаться было некуда. Он запирался в убогом гостиничном номере, плакал и просил Бога оставить его в покое, отнять это ненасытное желание стоять на сцене перед людьми и развлекать их.
«Господи, – умолял он, – внуши мне стремление стать продавцом или мясником. Всем, кем угодно, кроме этого!»
Мать была не права. Бог не выделил его из толпы. Никогда, никогда ему не достичь вершины. Завтра же поищет другую работу, будет трудиться с девяти до пяти и вести жизнь нормального человека.
Но на следующий вечер Тоби опять стоял на сцене, пародировал кинозвезд, шутил,
