неодобрительно хрюкнул, когда обнаружил Отфрида пьяным на общем пиру. Барон справлял с латниками удачное завершение очередного набега, мальчишка (тогда ему было девять) пробрался в зал и сел в нижнем конце стола – там, среди конюхов и пастухов, не нашлось никого, кто решился бы сделать мальцу замечание, так как старшие, облеченные авторитетом вояки сидели с бароном в верхнем конце, спиной к богохульной мозаике. В общем, Отфрид успел попробовать вина, прежде чем был замечен отцом, и запомнил странное чувство, когда перед глазами все плывет, а голые люди на стене будто оживают, они движутся, подмигивают Отфриду и зовут в свой хоровод. Тени дрожат, тени пляшут, тени ползут, подбираются к ногам, ластятся и льнут…
Фэдмар не стал гнать мальчишку из-за стола или отчитывать при всех – сделал вид, что недоволен лишь местом, которое выбрал Отфрид. И во время следующего пира усадил сына поближе. Много пить, впрочем, не разрешал – пока не набрался сам. Пьяный Фэдмар воспринимал действительность иначе, нежели трезвый.
После того памятного застолья барон будто вспомнил, что у него есть сын, и время от времени стал заниматься тем, что можно считать «воспитанием», то есть свозил парнишку в город к портному, чтобы заказать наконец одежду по росту, а также велел двум солдатам постарше учить Отфрида фехтовать и держаться в седле. Когда Фэдмар впервые взял сына с собой в набег, мальцу было одиннадцать лет.
Дельце тогда было плевое, сущая ерунда – должно быть, поэтому барон и взял сынишку, чтобы получил боевое крещение, не подвергаясь особому риску.
Фэдмар собирался проучить обнаглевшего соседа, а для этого разорить пару его арендаторов. Под «наглостью» можно было понимать все что угодно, поскольку барон никогда не утруждал себя поисками повода, если собирался развлечься. В конце концов, можно было понимать и таким образом, что владеть землями, которые видны с башен Игморского замка, – уже достаточная наглость.
За три часа до рассвета Фэдмар разбудил сына и велел выходить. Отфрид побрызгал в лицо холодной водой, наскоро растер влагу по щекам грязным полотенцем (чистых полотенец в Игморе уже давно не бывало) и, застегивая на ходу проклепанную куртку бычьей кожи, спустился во двор, где уже гремели доспехами солдаты. Несколько факелов освещали двор. Конюхи, угрюмые и заспанные, вывели лошадей, баронет проверил подпругу и взобрался в седло. Завизжали барабаны механизма, загремели цепи, Фэдмар выругался – мост медленно пошел вниз, со стуком опустился на раздолбанные бревна, вбитые на внешней стороне рва для укрепления осыпающегося берега. Мальчишка-конюх с факелом побежал по мосту, топоча босыми пятками… и наконец кавалеристы потянулись гуськом наружу.
Отфрид ехал за отцом и зевал. Мыслей не было, даже любопытства баронет не ощущал. Он еще не вполне проснулся.
Латник, чей конь сошел с моста последним, принял у конюха факел, мальчишка опрометью побежал обратно. С лязгом и скрежетом заработали лебедки, поднимая
