связи с этим была она, как и подавляющее большинство жителей постперестроечной России, в курсе воровских «понятий» и прилично владела уголовной «феней», почерпнутой из вышеназванных источников.
– И прессовать будут крайнего. А крайний при таких раскладах – ты, родимый.
Сестра мощным телом кустодиевской модели двигала горячий воздух маленькой кухни, в которой силами Гальки одновременно на плите в баке кипятились пододеяльники, что-то вкусно пыхтело в духовке, мылась посуда, всяко-разное протиралось-расставлялось-развешивалось, и при этом не забывался процесс кормления младшенького братца – подложить, убрать, подлить и еще-чего-изволите-если-не-дай-Бог-не-наелись.
Витек крякнул сыто и отвалился от стола.
– Да ладно тебе, сеструха, все будет путем. Ну подумаешь, пришли, попугали и отвалили восвояси.
– Ничо себе «попугали»!
Галька резко тормознула, отчего в кухне как-то сразу запахло жареным, уперла руки в крутые бока и начала свирепеть.
– А морда твоя разбитая? А синячина во все плечо?! Да ты мог инвалидом на всю жизнь остаться, придурь! Кто б за тобой дерьмо подтирал?
– А ты на что? Ты бы и подтирала.
– Вот ведь скотина бестолковая! – возмутилась Галька. – Сплюнь, чего мелешь, недоумок?!
Витек добродушно улыбнулся разбитыми в пельмени губами, встал с табуретки и обнял сестру.
– Ну хорош тебе пыхтеть, родня, я ж пошутил. Ты же знаешь, на мне все – как на собаке. Не мельтеши, все будет пучком.
– «Не мельтеши…» Словечек набрался, тоже мне, блатота.
– В сестру такой пошел, матушка, в сестру.
– Отвали, медведь, – проворчала «матушка». – И марш посуду мыть! Я не железная за всеми разгребать…
«Всех» было немного.
«Семья-то большая, аж в два человека…»
После автокатастрофы и смерти родителей, спрессованных в кашу из металла и мяса пьяным водителем «КамАЗа», Галька истово растила чудом спасшегося младшего брата.
Сразу после столкновения у водителя самосвала то ли хмель слетел, то ли человеческое что в душе проснулось, да только выскочил он из кабины, ринулся в загоревшуюся «шестерку» и сумел выбросить из нее малолетнего пацана. Сам погиб, а Витьку спас.
Сироту определили в детдом, но сестра, в то время бывшая на даче, узнав о случившемся, всеми правдами и неправдами – молодая еще больно была, отдавать не хотели – выцарапала брата из детдома и забрала в их осиротевшую квартиру.
Растила-растила Галька пацана, да за заботами о брате как-то забыла о себе. Так и не вышла замуж и сейчас по инерции продолжала опекать детинушку великовозрастного, который даром что здоров кулаками и статью, а все ж как-то так, не пришей рукав к жилетке – то там, то сям, работы нормальной нет – да и где ее сейчас найдешь, нормальную-то? А тут в историю влип нехорошую. И ведь не понимает, что влип, а как втолкуешь? Двадцать один, десантник,
