деньги на конфеты. Позже я повысил расценки и имел неплохой заработок.
Моему отцу приходилось вести бизнес, быть нам и отцом, и матерью, готовить и вести хозяйство. Это был слишком тяжкий груз. Примерно через год после смерти матери перед Пейсахом 1925 года он внезапно занемог. Болезнь переросла в воспаление легких, и отец начал кашлять кровью.
В тот период с ним жили только Ханале и я. Мейлех и Ицеле были далеко, в йешиве в Шедлице. Мойше все еще был с бабушкой. Мы с сестрой очень испугались, что отец умрет. «Мы станем йусемим (сиротами), у нас почти никого не останется. Что будет с нами? Слава Богу, у нас есть бабушка». В пятилетнем возрасте я уже рассуждал как взрослый.
Нам помогали друзья отца. Они всегда приносили что‐нибудь поесть. Бабушка хотела, чтобы Ханале и я перебрались к ней, но мы отказались. «Ты помнишь, как он переживал, когда ты забрала Мойшеле. Если ты заберешь и нас, он точно умрет, а мы не можем этого допустить». Она поняла нас, но пальцем не пошевелила, чтобы помочь отцу. Они на самом деле были бройгес (непримиримыми врагами).
У нас не было доктора, вернее, не было денег на доктора. У моего отца был добрый друг, Эзра Розен, принимавший в нем участие. Он даже нанял фельдшера, чтобы тот ухаживал за отцом. Фельдшерами называли целителей, к которым в нашем городке обращались с большей частью медицинских проблем. Они не были настоящими врачами, но знали все народные средства[14].
Отец болел несколько недель. Бабушка вновь пришла, чтобы забрать нас, но получила отказ. Переговорщиком выступала Ханале. Она понимала больше, чем я. Слава Богу, отец поправился. Для нас это было чудо. После этого друзья стали регулярно готовить для нас еду, не допуская больше отца до кухни. Моей обязанностью было ежедневно забирать горячую пищу от них. Однажды я уронил горшок и разлил его содержимое. Соседи заметили это и сказали: «Не горюй, иди сюда, мы дадим тебе еще. Не говори отцу, что ты все расплескал».
Жизнь была трудной. Все приятели убеждали отца, что ему следует снова жениться.
Отец женился во второй раз в 1926 году на женщине, которую, как и мою мать, звали Малка. Мне было шесть или семь лет. Я видел ее до того, как они поженились. Отец оставил нас с Ханале в лавке и пошел повидаться с ней в дом одного из соседей. Этот сосед был добрым другом отца, а моя будущая мачеха была близко знакома с Перлой, младшей сестрой моей матери. Маму она тоже знала.
Я был сообразительный маленький мамзеру (озорник). В моей голове быстро созрел план, и я немедленно поделился им с сестрой: «Если я сейчас приду к ним и попрошу у отца денег, чтобы купить хале мит ягдес, он даст мне их, потому что ему будет неловко перед этой женщиной». Хале мит ягдес – это большой треугольный пирог с начинкой из черники. Он был очень вкусным и стоил десять грошей.
Никогда не забуду, как я явился тогда к соседу, жившему через четыре дома от нас. Его жена сказала мне, что отец в комнате наверху. Они с Малкой пили чай. Мой отец представил
«Не в обычаях кожницких евреев было бежать за доктором, <…> когда кому‐то нездоровится. Сначала пробовали все домашние средства: мокрое полотенце – от головной боли, хинин – от тошноты, клизму – от болей в животе, чеснок и перец – от зубной боли, заклинания – от дурного глаза, леденцы – от сильного кашля или болей в горле. Если все эти средства не помогали, мы обращались к услугам парикмахера-хирурга [фельдшера], чтобы избавиться от варикозного расширения вен или поставить банки… А если и это [равно как молитвы и амулеты] не помогало, богатый еврей приглашал местного доктора или врача из Радома. А жизнь бедняков просто угасала, словно свеча». Yissachar Lederman, Jewish Barber-Surgeons in Kozienice, Ibid., p. 436.
