Круг…
– Прийти и расквитаться с врагами королевы – так себе месть, – озвучил мои мысли Дайре, явно размышляя о том же самом. – Это сделал не Сенджу. Кто-то другой. Тот, кого ты должна благодарить, а не ненавидеть, госпожа.
– Благодарить? А вот и оно – яркое подтверждение тому, что ты слишком молод и невежественен, ярлов сын, чтобы находиться здесь, – фыркнул Сол. После того, как Дайре пытался убить меня, даже победи он Красный туман и весь Круг в одиночку, Солярис все равно никогда не простил бы его и не начал ему доверять. Он цеплялся за любую возможность напомнить о своем уничижительном отношении. И когда мнения их разошлись, сразу же обнажил острые зубы. Буквально. – Такая помощь – медвежья услуга! Рубин начнут бояться, а на страхе, как мы уже знаем, крепкий союз не построить.
– Но и на нежной дружбе его не построить тоже, – парировал Дайре и обратился ко мне, нарочито игнорируя Сола: – Оставь свои попытки понравиться ярлам для деревенских детей и простаков. Их не пронять ни женским очарованием, ни королевской щедростью. Сила – вот что держит людей в узде, и это, – Дайре обвел рукой в бронзовых наручах поле, как проявление той самой силы, о которой говорил. – Твой шанс. Пусть думают, что это и впрямь содеяла ты, иначе Круг тебе не удержать.
– Не указывай ей, как поступать. Ты не советник, – процедил Сол, и они с Дайре оказались друг к другу так близко, что едва не столкнулись лбами. Кровавая земля хлюпнула под их весом.
– Так и ты тоже, – усмехнулся тот, и Солярис демонстративно разжал стиснутые челюсти, чтобы показать, как во рту у него вьется тонкая струйка пламени. – Ах, как страшно! Королевский зверь есть зверь.
Мне следовало вмешаться и положить конец их распрям, но вместо этого я замерла и обратилась в слух.
Преврати неделю в год,
Преврати год в век,
Я не могу заставить свою любовь заговорить со мной,
И прийти к ней на ночлег.
Преврати реку в колодец,
Преврати колодец в дом,
Я не могу заставить свою любовь делить со мною мысли,
И разделить со мной тот самый дом.
Подведи коня к хомуту,
Подведи кота к миске с молоком,
Ах, я не могу заставить свою любовь сесть мне на колени,
И целовать ее тайком.
Я была готова поклясться, что сквозь перебранку Сола с Дайре слышу, как Свадебная роща поет. Глас этот был ни мужским, ни женским, и звучал, как пастушья флейта, а не как человеческая речь. Однако я все равно каким-то образом разбирала слова – не умом, но сердцем. Старая керидвенская песнь, которую распевали пьяные хускарлы в трактирах и на пирах… Она звучала здесь, среди вербеновых цветов, залитых кровью; звучала для меня, точно зов давнего друга. И, внимательно посмотрев на Соляриса, который ни на секунду не отвлекся от спора, я вдруг поняла: никто более эту песнь не слышит. Она лишь в моей голове, крутится снова и снова, застряв в мыслях так крепко, что даже усилием воли
