ела.
Костя вышел на веранду и зашуршал пакетами. Я тоже последовала за ним на кухню, и когда он вернулся, поинтересовалась, есть ли в доме ванная. Он указал на старую обшарпанную дверь. Внутри вид был не лучше. Такие же обшарпанные стены, когда-то выкрашенные не яркой приятной для глаз салатной краской. Углы почернели от плесени и пыли. Но главное были раковина, старая и запыленная, зеркало, висевшее над ней, и вода, тонкой струйкой, бежавшая из крана, а все остальное – мелочи. Я протерла ладонью зеркало и, наконец, взглянула на себя. На мне все ещё оставались свадебный макияж и укладка. Последнее напоминание о сегодняшнем дне. Я принялась смывать макияж, но без специального средства это было затруднительно. Тушь и тени размазывались по лицу, оставляя грязные разводы. Волосы тоже невозможно было расчесать, их нужно только мыть. Ладно, пойдет и так! Потом я задрала ногу, поставила ее на край ванны и осмотрела ее. Ссадина отменная! Наружная сторона правой лодыжки была полностью счесана. Вот почему она так болела! Я хотела промыть ее водой, но подумала, что лучше спросить у Кости перекись. Когда вышла из ванной, он уже вовсю хозяйничал на кухне. Резко в нос ударил запах жареных яиц и ветчины.
– Угощать особо нечем, – произнес он, увидев меня. – Достань тарелки и кружки вон в том буфете и пойдем.
Я так и сделала. В гостиной на столе уже стояла тарелка с порезанными помидорами и огурцами, поверх которых лежал зелёный лук, а рядом с ней – нарезанный ржаной хлеб. На деревянную дощечку Костя поставил сковороду с жареными яйцами и ветчиной, которые все еще соблазняюще скворчали. Увидев, все это, в животе заурчало. Я и вправду очень сильно проголодалась и, поскорее расставив тарелки, присела на стул. С ужином было покончено в два счета. И только после этого я вспомнила, что хотела попросить у Кости перекись. Он поначалу удивился, но, окинув меня взглядом, все понял:
– И где же тебя угораздило счесать так ногу? Хотя, у кого я спрашиваю. Что на этот раз окно или забор?
– Неудачно спрыгнула с забора.
Костя закачал головой и усмехнулся:
– Нет, ты меня умиляешь. Сейчас принесу из машины, – и он отлучился на несколько минут. – Вот держи, – и Костя протянул мне белый пластиковый пузырек и немного ваты, а, присев на стул, добавил. – И когда ты повзрослеешь?! Как сигала в детстве через заборы, так и сигаешь.
Я молча открыла перекись и, смочив вату, принялась аккуратно обрабатывать ссадину. Она жутко защипала, и я сморщилась от боли. Костя подсел ближе и подул на нее.
– А не проще было заранее отменить свадьбу, и не доводить все до крайностей.
– Возможно, но я так и не решилась поговорить с папой. Думаю, он бы не принял отказа, да и Лара, узнав обо всем, не допустила этого. Уж она бы точно позаботилась, чтобы эта свадьба состоялась.
– А зачем вообще соглашалась? И дураку было понятно, что ты не хотела замуж.
– Думала, стерпится-слюбится, что папе виднее.
– Но это же тебе жить с человеком, не ему. Я ведь постоянно твердил тебе об этом.
– Знаешь, – произнесла я и, закрыв перекись, поставила
