с полдюжины свечей. На передней скамье сидели две женщины, закутанные в шали, и смотрели на третью.
Третьей была вдовствующая королева Иста, простершаяся перед алтарем ниц, раскинув руки по сторонам, и каждая клеточка ее тела выражала мольбу и покорность. Пальцы на ее руках сжимались и разжимались, и видно было, что ногти на них обкусаны до крови. Кто-то пытался набросить несколько шалей поверх ее ночной сорочки, чтобы защитить от утренней прохлады, но шали была сброшены и теперь лежали в беспорядке подле королевы. Копна когда-то золотистых волос, теперь потускневшая, раскинулась вокруг головы Исты словно ореол. На мгновение Кэсерилу показалось, что Иста спит – настолько тихо и неподвижно она лежала. Но глаза на ее бледном лице – серые, немигающие и полные невыплаканных слез – были широко открыты.
Лицо королевы выражало глубочайшее горе. Кэсерил вспомнил лица людей, которые переживали горе и неимоверные страдания, были почти уничтожены телесно и душевно – будь то в казематах или же на галерах. Он вспомнил и свое лицо, которое увидел в полированном металле после того, как приютившие его служители приюта сбрили его бороду и предложили посмотреть на результат. Понятно было, что королева и близко не находилась к тому, что именуется казематами или галерами, никогда не чувствовала своей белой кожей удар кнута, и никто и никогда даже замахнуться на нее не посмел бы. В чем же причина этого горя и этих страданий? Кэсерил молча стоял, не в силах ни двинуться, ни произнести хоть слово.
Сзади раздался шорох шагов. Кэсерил обернулся и увидел вдовствующую провинкару, которую сопровождала ее кузина. Движением бровей провинкара поприветствовала Кэсерила, он ответил ей легким поклоном. Женщины в шалях, прислуживавшие королеве, при приближении провинкары встали и присели в реверансе.
Провинкара прошла по проходу между рядами скамей и, подойдя к дочери, посмотрела на нее. Лицо провинкары оставалось при этом бесстрастным.
– Как давно она здесь лежит? – спросила она наконец.
Одна из женщин вновь присела в реверансе и сказала:
– Их величество встали ночью, ваша светлость. Мы сочли, что будет разумнее не препятствовать ее желанию спуститься сюда, согласно вашим распоряжениям…
– Да, да… – нервно отмахнулась провинкара от излишне пространных объяснений. – Она хоть поспала?
– Не больше двух часов, миледи!
Провинкара вздохнула и склонилась перед дочерью. Голос ее вдруг стал мягким, обычная властность ушла из ее интонаций, и впервые Кэсерил услышал в голосе провинкары знаки возраста.
– Иста, душа моя! Поднимайся и возвращайся в постель. Другие придут и помолятся за тебя.
Губы лежащей дрогнули, после чего она прошептала:
– Если Боги видят, если Боги слышат, но не говорят, это значит, что они отвернулись от меня, мама.
Несколько неуклюже провинкара принялась гладить дочь по голове.
– Другие будут молить Богов, дочь моя.
