дошло! Среди преступлений, за которые в Шалионе наказывали, забивая кнутом почти до смерти, значилось насилие, учиненное над девственницей или мальчиком. Лицо Кэсерила вспыхнуло.
– Это не то, что ты думаешь! – воскликнул он. – Я ничего такого не делал. Меня продали рокнарским корсарам!
Он дрожал. Можно постучать в захлопнутую перед его носом дверь, объяснить тем, кто остался внутри, кто он такой и что с ним случилось. О, мое бедное достоинство! Хозяин бани был отцом мальчика-слуги, догадался Кэсерил.
Он смеялся. Он плакал… Его бил озноб страха… перед чем-то, что было больше и значительнее, чем ярость хозяина общественных бань. Воздух со свистом входил в его легкие. У него не было сил спорить, да и, если они захотят его выслушать, – поверят ли ему эти люди? Отерев глаза мягкой льняной тканью рукава, он ощутил приятный запах, который способен оставить на одежде только хорошо разогретый утюг. Запах заставил его вспомнить: жить можно не только в грязном бараке для рабов, но и в чистых, просторных домах. Как давно он там жил? Может быть, тысячу лет назад?
Он потерпел поражение, а потому единственный ему путь – к свежевыкрашенной зеленой краской двери прачечной. Он позвонил. Дверь отворилась.
– Не найдется ли у вас уголка, где я мог бы переждать? – спросил он у прачки, вышедшей на звонок. – Я закончил раньше, чем…
И голос его угас, подавленный чувством стыда.
Прачка пожала крепкими плечами.
– Ну что ж, – сказала она. – Идемте со мной.
Нырнув под стойку, она появилась с этой стороны, держа в руках маленькую книжицу размером не больше ладони, в простом кожаном переплете.
– Вот ваша книжка, – проговорила она. – Вам повезло, что я проверила карманы, а то бы она превратилась уже в бумажный комок. Вы уж мне поверьте, я дело знаю.
Стараясь не показать того, как он удивлен, Кэсерил взял книгу. Наверняка она лежала в кармане верхней одежды мертвеца, и он не почувствовал ее веса, когда на мельнице второпях сворачивал ее в узел. Эта книга должна была отправиться, вместе с прочими вещами покойного, в Храм. Нет уж! Сегодня я туда не пойду, это определенно. Может быть, он и вернет книгу, когда сможет.
Пока же он произнес:
– Спасибо!
И последовал за прачкой в центральный дворик прачечной, где, как и в банях, был устроен глубокий колодец. Рядом с ним на огне стоял большой чан с водой, и четыре молодые женщины что-то намыливали и терли в корытах. Прачка подвела Кэсерила к стоящей у стены скамейке, подальше от брызг, летящих из корыт, и он уселся, наслаждаясь мирной сценой, развернувшейся перед его взором. Бывали времена, когда в сторону румянолицых крестьянских девиц он даже не смотрел, приберегая свои взгляды для высокородных дам. Отчего он не замечал, сколь прекрасны прачки? Сильные, веселые, двигающиеся словно в танце, необычайно добрые… такие добрые!
Наконец он вспомнил про книгу, которую по-прежнему держал в руках, и любопытство заставило его заглянуть под обложку. Наверняка там было имя владельца – ключ к
