style="font-size:15px;"> – Ха-ха-ха! Ты действительно не знаешь, что такое хвостотерапия? – спросил он сквозь хохот.
– Действительно не знаю.
– Это… это когда зверь заворачивается в собственный хвост и представляет, что он – детёныш и его обнимает мама, – соврал койот.
– Это так грустно! – Барсукот всхлипнул, снова вылакал свой мухито и выковырял со дна кружки упитанных, сладких мух десятилетней выдержки.
– Если хочешь, я пройду проверку на лжееже! – Койот метнулся к столику, за которым мирно хлебали грибной суп двое пожилых ежей, взгромоздился на одного из них и затараторил: – Честное слово, Мышь Психолог меня не кусала, она была спокойной и дружелюбной! Честное слово, я хорошо себя чувствую, и у меня нет красного пятнышка на хвосте! Нет никакой нужды отправлять меня в карантин и закрывать бар «Сучок»!
Йот помахал черничным хвостом, на котором сейчас и правда не было пятнышка, потому что оно было закрашено, и спрыгнул с ежа, ненароком обмакнув кончик хвоста в грибной суп.
– Правду сказал, – буркнул ёж, глядя, как по поверхности супа расползается фиолетовое пятно. – Пульс, давление, частота дыхания, потоотделение не менялись. А вот аппетит мне испортил!
Койот Йот торжествующе потёр истыканный иглами зад и вернулся к Барсукоту.
– Можно было без лжеежа, – снова всхлипнул Барсукот. – Я тебе и так верю.
Глава 11,
в которой у жуков есть сердце
Барсук Старший никогда прежде не бывал в Жужгороде, подземном насекомом местечке, которое располагалось в корнях огромного дуба, росшего на берегу ручья уже сотню лет. Вернее сказать, он часто бывал в этом районе Дальнего Леса и не раз сиживал под вековым дубом, любуясь на прозрачную, быструю, уютно журчавшую воду – пока ручей вдруг не заболотился, – но в Жужгород никогда не спускался. Барсук не любил охотиться – и мог себе это позволить. Почувствовав голод, он просто шёл в бар «Сучок» или на рынок на Центральной Поляне. А самостоятельно добывать себе пропитание в Жужгороде – это нет уж, увольте.
Однако на этот раз Барсук, кряхтя, протиснулся между корнями дуба и полез по извилистым тёмным улочкам вниз. Нет, он не собирался охотиться. Он просто хотел задать жуку Жаку пару вопросов. Что-то в заметках Мыши Психолога о жуке его смутно тревожило. Уравновешенный, уважающий окружающих жук – и вдруг конфликтное поведение… Жук, получивший за свои заслуги неприкосновенность от Полиции Дальнего Леса, – и разговоры о смерти… Как будто присутствовал какой-то сбой в зверской логике, и этот сбой Барсук Старший ощущал не столько умом, сколько складчатым, толстым загривком, на котором при чтении заметок психолога топорщилась шерсть.
Появление Барсука Старшего в Жужгороде вызвало панику: насекомые хватали и утаскивали прочь своих орущих личинок, укатывали в колясках безмолвных куколок; с хрустом закрывались трухлявые ставни
