одну человеку. Как и пренебрежительный тычок в плечо.
Норду.
Норду Эммерсону.
Тому самому незнакомцу, давшему мне сыворотку. Сейчас проходившему подготовку в нашей группе. Я угрюмо, но коротко взглянула на него, обернувшись.
Один из…
Талантливейших. Сильнейших. Жестоких.
Первое впечатление меня не обмануло.
Я мало что о нем смогла узнать за эти дни в Штабе, повода вновь завязать разговор не было – пока: Эммерсон был скрытен, не так уж и дружелюбен и крайне амбициозен. Иногда казалось, что ничего, кроме физподготовки и желания вырваться вперед, его больше не интересовало.
Богов на Материке у нас более не было: после Катаклизма были не в почете. Но я часто думала за эти недели: «Не приведи Господь встать с Эммерсоном в спарринг…». Лэндон, очевидно, хоть в этом меня жалел – подобной милости пока действительно удавалось избегать.
Но если это произойдет… Когда это произойдет, это будет концом всему. Не думаю, что Норд – суровое звучное имя ему более чем подходило – станет поддаваться на ринге и делать поблажки.
А вот прошлое Эммерсона не подходило ему совсем: когда я случайно услышала за столом неделю назад, что он бывший сотрудник Научного звена на Материке, тут же поперхнулась кофе. Зато это объясняло наличие двух ампул сыворотки тогда в Центре: связи, рычаги давления и лоббирование интересов через «своих» после Катаклизма совершенно никуда не делись. И, очевидно, Норд этим пользовался. Только вот ответов на вопросы, зачем ему в принципе была нужна запасная и для чего он так великодушно поделился ею со мной, у меня все еще не было.
Я не особо стремилась их получить, удовлетворившись отсутствием общения с Нордом в принципе. По сути, это было единственным проявлением его… нет, не доброты. Лояльности. За все это время, и не только ко мне, но и к остальным. Эммерсон уж точно не оставлял впечатление человека великодушного и добродетельного.
Хотя иногда… Трудно признаться себе в этом, но иногда я намеренно сама выискивала его среди остальных в зале. Не знаю зачем. Чувство – «я перед ним в долгу»?.. Нравились его изредка бросаемые долгие взгляды на меня?
К которым я почти стала привыкать, и даже иногда нуждалась в них: это внимание все также неконтролируемо доводило до неясных мурашек.
Не сказав больше ни слова, Норд демонстративно прошествовал мимо нашего стола, одарив напоследок короткой недоброй усмешкой.
Я не хотела, не попыталась отбить его реплику – меньше всего на свете улыбалось ввязываться в конфликт с кем-либо. Тем более с таким человеком, как Эммерсон. Раздавит и не обернется.
Наверное, я действительно заслужила такое дурацкое прозвище – Тихоня – всего за три недели. Странно, что оно не привязалось ко мне в той жизни и обходила стороной все двадцать пять лет пребывания на Материке.
Большая часть группы относилась ко мне равнодушно, что более чем устраивало. И было
