научившийся читать и писать до школы, не сможет хорошо учиться, потому что ему будет скучно на уроках. Поэтому я ходил хвостом за мамой, выпрашивая, чтобы она мне почитала вслух. Она обещала, но почти никогда не успевала.
Весной, летом и осенью было легче: мы с друзьями ходили на речку, смотрели на мальков, ели ягоды, когда они были еще зеленые – у всех нас был авитаминоз. Однажды мы нашли очень мелкий ручей, впадавший в Нумги. Вода в нем в солнечные дни прогревалась до дна, и мы в нем купались. Точнее, плескались, лежа на животах на мелких камешках. А один раз, пройдя далеко вдоль реки, наткнулись на обрыв. Со стороны реки он был полосатый, так как состоял из разных пород. Он высоко поднимался над узкой полоской песка, отделявшей его от воды, и произвел на нас странное впечатление. Мы как будто прикоснулись к далеким-далеким временам, к другому миру. Мы долго стояли молча, потрясенные ощущением бесконечности времени и краткости бытия. Конечно, мы не могли это все сформулировать тогда, это были не мысли, а только потрясение наших чувств. Пройдя еще чуть дальше, мы увидели в обрыве топор. Мы вынули его из породы. Он был абсолютно рыжий от ржавчины. Древка, конечно, не было. Потом засунули его обратно.
И в этом топоре тоже было что-то почти потустороннее, пугающее и волнующее.
А зимой я был одинок. Мама уходила на работу, и я оставался один, потому что мама запирала меня снаружи на замок. Я слонялся по комнатам, смотрел в заледенелые окна, думал. Потом придумал игру. Это была игра в поезд. Я видел поезда на картинках, поезда мелькали иногда в тех книжках, которые мама читала мне вслух.
Поезд состоял из стульев. На первый стул я ставил швейную машинку. На следующих рассаживал свои игрушки: мишку, зайчика, солдатиков. Машинка была паровозом, стулья за нею изображали вагоны. Я говорил за машиниста, кондуктора, пассажиров. Мне не хватало слов и знаний для такой сложной ситуации, приходилось напрягать память и воображение. Уставал я страшно, и когда мама прибегала в обед, чтобы покормить меня и подбросить дров в печку, я встречал ее равнодушно, хотя и с облегчением: можно было отдохнуть от игры.
Это продолжалось до одного события, когда в воскресенье я вдруг исчез. Кинулись меня искать. Жители поселка сказали, что видели меня, идущим по направлению к хальмеру. Меня нашли уже за хальмером. Я шел, низко опустив голову и что-то бормоча под нос. Обрадованные родители расхохотались – мама говорила мне потом, что я был похож на маленького старика, выжившего из ума.
К счастью, это случилось весной: я ушел из дому, в чем был, видимо, ничего не сознавая. С этого времени в нашем доме появилась Эля – веселая полная девушка, ставшая моей няней и помощницей мамы по хозяйству. У мамы стало больше свободного времени, и она наконец-то дочитала мне вслух «Волшебника Изумрудного города».
Я не помню, когда и почему я начал говорить: «А я уйду!» Наверно, я говорил это часто, и мои родители решили меня проучить. Мама сказала: «Хорошо, иди!» Она собрала мои вещи – рубашки, свитер, курточку из меха олененка, ботинки, положила их в наволочку,
