безумие.
– Ваш гений торжествует над любыми недругами, – поспешил на помощь несчастной королеве Александр I. – А ваше великодушие обращает даже заклятых врагов в истинных друзей.
По знаку Бонапарта все поднялись на ступени дворца, и больше ничего не было слышно. Победитель шел впереди. Следом прусский король и русский император вели королеву, опиравшуюся на их руки. Два мужчины, близкие ей и готовые откупиться ее красотой от чудовища.
А где-то в толпе стоял третий, не имевший на Луизу никаких прав и тоже не способный что-либо поделать. Предавший без предательства, но, по крайней мере, стыдившийся происходящего.
Королева поднялась к дверям. Алый бархат ее токи в сочетании с белым кружевом накидки делал Луизу особенно похожей на жертву. Как в древние, языческие времена. Приношение Молоху.
Она вскинула глаза и быстро пробежала ими по толпе. Бенкендорф не поручился бы, что тревожный взгляд выцепил его из рядов любопытных. Королева вздохнула, словно говорила прости солнцу и небу. Кивнула, как бы соглашаясь с неизбежным. И отважно шагнула в темную сень за дверями. Было видно, как Талейран – изящный царедворец с напудренными локонами – закрыл за их величествами высокие стеклянные створки.
Луиза выторговала у узурпатора кусочки Пруссии, и теперь поляки были этим крайне возмущены.
– Выходит, все наши жертвы, все слезы матерей, все мужество юношей, вступивших в армию, напрасны! И кому, скажите на милость, нужен этот огрызок Пруссии? – Графиня Потоцкая смотрела на полковника, как ангел-обвинитель в день Страшного суда.
– Яна, разве это нашего ума дело? – упрекнула кастелянша. – Оставь политику сильным мира сего…
– Нет, отчего же, – вновь подал голос не устрашившийся пламенных взглядов Бенкендорф. – Ваша племянница находит в себе мужество говорить то, о чем думают многие, но благоразумно молчат.
Еще один обжигающий взгляд. Не то благодарный, не то предостерегающий. «Остановитесь, сударь! Мы враги. Я дальше не пойду». Еще как пойдете!
– Мадам графиня считает, что Пруссия, одна из виновниц гибели ее родины, должна сама перестать существовать.
– Это было бы справедливо!
– Вы можете обеспечить такой исход? – Бенкендорф чувствовал, что ступает на скользкую почву. – Не вы лично… – Все засмеялись. – …А ваши соотечественники?
– В союзе с Наполеоном…
– Сами?
Анна сдернула белую салфетку, бросила ее на стол, так что край угодил в тарелку и сидевших рядом забрызгало соусом.
– Я сыта, – поклонилась она кастелянше, – и вашим угощением, и вашими гостями, тетя.
Маленькая принцесса стремительно направилась к двери из столовой.
– Александр Христофорович! – с укором пробасил Толстой. – Нельзя ли было как-то… Вы порой несносны!
Полковник подавил усмешку.
