двадцать секунд.
– Моя прекрасная торпеда, – простонал Барендорф, стиснув зубы.
Мы попытались гнаться за пароходом, но он уклонился от нас, и темнота поглотила его.
Меня разбудила новость, что первый офицер заметил “Эмпайр Тукан”, лайнер в 7 тысяч тонн. Наша лодка тяжело качалась на волнах.
– Мы атакуем снарядами, – сказал я.
– Не уверен, что сможем попасть в таком море, – заметил первой офицер.
Я пожал плечами: еще вероятнее, что мы промахнемся торпедой. Вызвали боцмана Мейера заряжать пушку. Он отказался.
– Стрелять в такую погоду – сумасшествие, – сказал он тому, кто его будил. – Слишком большая качка, чтобы прицелиться.
За ним послали во второй раз с официальным приказом с мостика. Он наконец появился, сонный и раздраженный.
Я инструктировал его:
– Первый выстрел должен быть по пушкам, вы их ясно видите на палубе. Второй выстрел по мостику, чтобы они не могли радировать.
– Есть, – ответил он, щелкнув каблуками. Однако, судя но выражению его лица, он думал, что стоит экономить снаряды.
Мы стояли на мостике и наблюдали стрельбу. Это было последнее наше оружие. Первый снаряд ударил точно между пушками. Второй попал в бак, третий в корму, четвертый промахнулся, пятый не разорвался, шестой, наконец, ударил в мостик и попал в раструб вентиляции. Это было странное зрелище. Давление детонации изнутри вытолкнуло его и бросило прямо на мачту. Все это выглядело как белое привидение на рассвете. Несмотря на последний удар, радио яростно работало, посылая SOS. Команда расхватала шлюпки и бросилась с корабля. Только радист оставался и продолжал посылать сигналы. Больше мы ничего не могли сделать. Мы должны пожертвовать торпедой, если не хотим, чтобы нам наступали на пятки. В лайнер попали точно в середину. Он разломился, глубоко погрузился в море и вдруг встал на дыбы на фоне неба. Радист все еще оставался на посту. Внезапно мы увидели человека, бегущего по наклонившейся палубе. Он схватил красную лампу и, держа ее высоко над головой, прыгнул с тонущего корабля. Когда он упал в воду, красный свет погас. Мы остановились в том месте, где он скрылся, но не смогли найти его. Затем на севере показались тени, темные очертания в сумерках, возможно эсминцы. Поскольку у нас оставалась только одна годная торпеда, мы решили удрать. Через три минуты Штейнхаген принес мне радиосообщение. Это было последнее сообщение с “Эмпайр Тукан”: ‘Торпедирован подлодкой, быстро тону. SOS” и потом длинное тире. Это был последний сигнал радиста.
Следующий корабль мы встретили через два дня. Это было греческое грузовое судно, которое мы прикончили нашей последней торпедой. В нем было только 4 тысячи тонн. Штейнхаген просунул голову в дверь.
– Довольно, командир? – спросил он, затаив дыхание..
Я уже посчитал.
– Нет, – сказал я. – У нас только пятьдесят
