я знаю. Скажи, почему у вас в деревне ни одного лысого нет. Все то лохматые-кудрявые, то бородатые-кудлатые. А я вот один из района к вам приехал и один лысый.
Охрана искала подвох. Смеяться не решалась.
– Я лысею, потому, что умный, Михеич, – выдал щедрый милиционер подсказку. – Поэтому злоумышленников, которые у вас завелись, я отыщу. Ты меня знаешь. А трудно будет, два генерала, что приезжали из города, мне вот помощника дали, – он величественно кивнул на Ковшова. – Так что, мужикам скажи, у нас с этим нет проблем. Я особенно жить у вас не собираюсь, но задержусь. Пока правды не найду, не уеду. Пусть потолкует народ, найти меня знаешь где. Понял? Все вопросы в письменном виде.
– Пётр Иванович, – засуетился сторож, он как-то весь посвежел от дрёмы после внезапной вспышки капитана, – может, Дашку позвать, я мигом сбегаю.
– Дашку, говоришь? – надел фуражку на голову Квашнин. – Давай нам Дашку. Стой! Так она же на дойке?
– Надысь, коровы-то уже подошли, – донеслось уже от удаляющейся охраны, – они, заразы, затемно к селу подходят.
Квашнин по-хозяйски взял телефонный аппарат, пригласил Ковшова в правление, устроился за столом в комнате с дощечкой, на которой было написано: «Совещательная».
– В район Боброву звонить не будете? – спросил устало. – Может, домой?
– Начальству докладывать нечего, – отмахнулся Ковшов, – а дома у меня пока нет, по квартирам с женой мотаемся, не до телефонов.
И пошел бродить по комнатам. Оказалось, он ошибся. Не всё было открыто и доступно. Двери с красными дощечками и белыми печатными буквами: «Председатель колхоза», «Бухгалтерия» и «Парторг» были закрыты на висячие замки.
Охрану пришлось ждать долго. Начинало смеркаться. Подошли Камиев и Зябликов. Дополнительной информации не принесли: рыбаки молчали. Зябликов, сославшись на недомогание, отпросившись у Ковшова, уехал в район с тем, чтобы утром возвратиться. Квашнин успел переговорить по телефону с дежурной частью райотдела, выяснить обстановку; позвонил в город, где ему доложили, что работа по заданию проводится, но пока результатов нет. На простом языке оперативников это означало: отстань, деревенский, своих забот хватает. Камиев засобирался идти на розыски сторожа, но тот наконец-то появился сам.
– Не нашёл Дашку-то, Иваныч, – досадливо огорчил он Квашнина, – и дом закрыт, света нет. Собаки только рядом брешут. Пошёл навстречу, думал, она корову отправилась искать, да возвратился. Темно уже. Пост свой на вас, дурак старый, бросил. Ругаете небось меня.
Квашнин молча созерцал пустую улицу деревни, на которой нет-нет, да появлялись толстобрюхие животные, с бестолковым видом бредущие домой. Не зная, как себя вести, страж опять поискал глаза милиционера, но тот прятал их под козырьком фуражки.
– А с чего ты взял, Иваныч, что Тихон вернулся? Не видел его никто. Я пока шёл, поспрашивал народ.
Квашнин, не удостоив его ответом, повернулся к Камиеву и Ковшову:
– Ну
