унижаться перед Шуваловым в первые годы.
– И что он хочет?
– Вы должны немедленно возвратиться в Россию.
– Простите, сударь, не думаю. Я не собираюсь уезжать из Парижа.
– Ваш дядя при смерти.
– Соболезную.
– И хочет назначить вас наследником своего состояния.
От такого известия я закашлялся.
– Что? Наследником?
– Да, Константин Платонович. Вы обязательно должны ехать, чтобы дядя утвердил завещание.
Я задумался. Наследство – это хорошо, даже очень. Но путешествие в Россию займёт не один день, а сбережений у меня негусто. Да и неизвестно, что там собирается оставить мне дядька. Трижды перезаложенное поместье? Карточные долги? По рассказам студентов-дворян, такое частенько случалось.
Видя мой скепсис, Бобров слегка улыбнулся.
– Давайте присядем, и я расскажу подробнее. Вы ведь не виделись с дядей очень давно?
Он поставил на стол саквояж, открыл и принялся выставлять пузатые бутылки.
– Ты пойми, – Бобров после третьей кружки слегка окосел и перешёл на «ты», – я Василия Фёдоровича безмерно уважаю, ценю и…
Поскольку мой ужин пошёл на закуску, я больше ел, чем пил, и чувствовал себя вполне трезвым. И Боброва я слушал, скорее, как развлечение.
– И уважаю, – повторился Пётр, – да, уважаю! Старик, конечно, не сахар, и соседи его не любят. Но ведь он глыба. Глыбище! Сподвижник самого Петра. А поместье? Какое поместье! Тридцать тысяч десятин!
– Где?
– Что где?
– Поместье.
– Ммм… В России.
– Это я понял. Где конкретно?
– Там, – Бобров махнул рукой, – рядом с Муромом. Вёрст десять всего от города.
Матерь Божья! Это, похоже, несусветная глушь и провинция.
– А эти… – я щёлкнул пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово, – как их… Krepostniye. Сколько?
– Душ-то? – Бобров замялся. – Не очень много. Точно не знаю, Василий Фёдорович не любит рассказывать о своих делах.
– Орки?
– Кто?
– Крепостные.
– Да, естественно.
– Тогда не поеду.
Первые три года в Сорбонне меня самого дразнили орком. С пренебрежением и брезгливостью. Пришлось вызывать на дуэль каждого, вякнувшего в мою сторону. Когда счёт побед перевалил за сотню, все молчаливо согласились считать меня человеком.
– Не поеду, – повторил я, – не хочу жить среди варваров-орков.
– И ничего не варвары, – Бобров обиженно поджал губы, – у нас многие дворянские роды оркские. Смешались, конечно, с людьми, но самые что ни на есть орки. У меня тоже орки в роду были. Даже сам Пётр…
– Что Пётр?
– По бабушке, – со значением подмигнул Бобров и поднял кружку. – За Петра Великого!
Мы чокнулись и
