А потом они сели пить вино, пригласили и меня. Неудобно отказываться, тем более что я вроде уже и не маленький. После этого они отправились спать, а я вышел на палубу. На палубе познакомился с девчонкой примерно моего возраста и просидел с ней, и пробегал по палубам полночи. Было интересно, так как это мое первое неожиданное знакомство с особой другого пола.
Поддавали мужики и на следующий день, пока мы подползали к Саратову. В гостинице, где нас разместили в двух комнатах, мы устроили еще одну репетицию. Полный репертуар. На мой взгляд, звучало неплохо. Но я не задумывался тогда, что наш репертуар: «Мазурка» Венявского, «Танец с саблями» из балета Хачатуряна «Гайянэ» и его же вальс к драме Лермонтова «Маскарад» – совершенно не годились для этого выступления. Нужно было бы что-то русское народное или хотя бы псевдонародное. Но что есть, то есть. Разучивать новое поздно, на следующий день нужно было выступать.
Выступили, получили свою долю аплодисментов, вероятно, за необычность ансамбля, и на этом для нас все кончилось. Мария Петровна Максакова – глава жюри – сказала нам в кулуарах несколько теплых слов, но подчеркнула, что репертуар непроходной. Так и оказалось. На следующий день мы не стали слушать выступления других конкурсантов и отправились гулять по городу. Конкурс проходил в Оперном театре, это в центре города. Центр Саратовапоказался мне несколько устаревшим, провинциальным. Невысокие двух-трехэтажные дома, часто кирпичные. Конечно, я сравнивал с Волгоградом, центр которого построен заново, и не понимал прелести застройки девятнадцатого века. Но девушки по улицам ходили очень красивые, по крайней мере, мне так казалось. Вероятно, сказывалась близость университета. Это было главным воспоминанием. Позднее я всегда говорил, что самые красивые девушки России – в Саратове.
Возвращение было нудным и неинтересным, мужики пили, мне было скучно. Именно поэтому я решил, что никогда не буду музыкантом. Действительно, после того как я на следующий год окончил музыкальную школу и получил диплом и право преподавания, я, кажется, ни разу не брал баян в руки. Он пролежал у нас много лет, и я как-то подарил его, не помню кому. Но мамина цель, в каком-то смысле, была осуществлена: я познакомился с миром большой музыки, знал практически все звучавшие в Советском Союзе оперы и оперетты, ценил хорошее исполнение. Ну, и, конечно, имел представление обо всех известных европейских композиторах. Кстати, я много пел для себя, когда дома никого не было. Мне нравились сложные в исполнении баритональные песни, но на людях петь стеснялся, не считая обязательного пения в хоре 9-й школы, где мне приходилось солировать в некоторых песнях. Позднее, после серьезной потери слуха, новые песни я уже почти не разучивал, за исключением студенческого времени. Да и голос без тренировки стал быстро «садиться». Теперь я музыку практически не слушаю.
Я никогда, если не говорить о раннем детстве, не рисовал. Не было у меня связи между зрительным образом и движением руки. Любые попытки
