(1810); М. А. Яковлев: полгода (1818); П. А. Вяземский: полубарские (1815), на половину (1821), пополам (1845); А. С. Пушкин полу-милорд и т. д. (1824); приписываемое Пушкину: полу-фанатик, полу-плут, полу-благих, полу-святых (1824?); Б. М. Федоров: ползолотник (1824); Неизв. авторы: полсвета (1812); полтину (1827); в полусне (1829); В. С. Курочкин: полуистлевшие (1861); В. В. Князев: пополам (1917); Демьян Бедный: полтысячи (1914); Н. Г. Шебуев полдюжины (1905); Эмиль Кроткий: на полустанке (1917).
12
О половинчатости в ее структуре см. Жолковский 2017. С. 280–282.
13
Кстати, подрыв литературной репутации персонажа шуточной, часто каламбурной, ссылкой на физический изъян – распространенный прием; ср. эпиграмму Д. Д. Минаева «Аналогия стихотворца» (РЭ-1988, № 1494; 1865):
«Я – новый Байрон!» – так кругом
Ты о себе провозглашаешь.
Согласен в том:
Поэт Британии был хром,
А ты – в стихах своих хромаешь.
14
Как показал С. А. Фомичев (1999. С. 164–166), эта характеристика Воронцова (в посланном Вяземскому варианте эпиграммы, но не в «каноническом») отсылает к «Певцу во стане…» Жуковского:
Наш твердый Воронцов, хвала! <…>
Когда полмертв, окровавлен, <…>
Он с ясным взором говорит:
«Друзья, бедам презренье!»
И в их сердцах героя речь
Веселье пробуждает,
И, оживясь, до-полы меч
Рука их обнажает.
По предположению исследователя, «Замечание Пушкина в письме к Жуковскому от 29 ноября [1824 года] о том, что «полу-Милорд Воронцов даже не полу-Герой», могло свидетельствовать о новой редакции стихотворения» (Фомичев: 166; см. также Ларионова 2016. C. 803).
15
Как «готовая», типично английская сословная пара купец с милордом появляются в басне И. И. Хемницера «Хитрец» (1782). Готовым является и сниженный образ ‘милорда’. В одной критической заметке («Торжество дружбы…»; 1831) Пушкин объявляет булгаринского «Выжигина» пошлым подражанием «Английскому Милорду» – роману Матвея Комарова о приключениях милорда Георга (1782), печально известному нам всем по некрасовской строчке про милорда глупого.
16
В еще двух французских эпиграммах (указанных мне А. Добрицыным) половинчатость привлекается ради нее самой, о целом же речь не заходит. Это эпиграммы Пьера-Шарля Руа «На графа Клермона» («Moitié plumet, moitié rabat…» [Полу-плюмаж <офицера>, полу-брыжи <священника>…]; 1758?) и Антуана-Луи Лебрена, переведенная из Микеле Верино («Moitié sages et moitié fous…» [Наполовину умники и наполовину глупцы…]; 1709).
17
Впрочем, не исключено, что негатив есть и в первом слове строки, если учесть, что за полу-мудрец могло слышаться полуумный (как Пушкин писал наше сегодняшнее полоумный).
18
Сема ‘подл’ – излюбленное оружие эпиграмматистов, часто сохраняющее исходную сословную окраску; здесь эта коннотация поддержана перекличкой с откровенно классовой 1‐й строкой. Ср. раннее употребление этого мотива у А. П. Сумарокова (в сочетании еще и с ‘умом/глупостью’)
