удивило это старое, серое здание. Зарегистрировав наши с мамой документы и определив нас в палату, рассчитанную на восемь человек, врачи принялись обследовать меня. В тот же день начались и процедуры. Обследованием они устраивали мне небольшие пытки. Например, прикладывали к моей лодыжке маленький предмет, прямоугольной формы пяти сантиметров в длину, который больно бил током отображая на мониторе какие-то диаграммы. То же проводили и с кистью рук, шейным позвонком. Потом они привязывали к моим ногам какой-то непонятный предмет, и отправляли ходить по длинному коридору до конца и обратно. Если мой шаг был неверный меня «кололо» током. Мне было больно, но я хотела вылечиться. Единственной, приятной процедурой был массаж. Успокаивающий. Когда я думала, что на этом день закончился, меня пригласили в процедурный кабинет. Идя по коридору, я не подозревала, что меня ожидает. Сидеть под кабинетом «процедурной», дожидаясь своей очереди, было жутко. За дверью кабинета доносился душераздирающий, детский крик… через пять минут я и сама кричала, но уже внутри кабинета. Зайдя в кабинет, и раздевшись по просьбе врачей, я легла на кушетку. Около неё стоял стол с чемоданом, в котором в ряд лежали шприцы с лекарствами, готовые к применению. Их было несколько десятков. Врач улыбнулась:
– Начнём?
Кивнув, я замерла. Укол за уколом пронзали мое тело… Десять минут показались мне нескончаемой вечностью. Мои шея, руки, ноги, пальцы, ладони, пятки, губы, язык, виски, уши и спина изнывали от боли. Боль от иголок не так страшна, как те лекарства, что вводились. Это были сильнейшие препараты. Завернутая в простыню я шла по коридору в палату, по моему телу текла кровь. Упав на кровать без сил, я плакала. Через какое-то время я вдруг ощутила нечто не обычное… моя правая рука, которая вот уже пятнадцать лет держалась в кулаке, вдруг раскрылась. Действие лекарств меня превращало в нормального человека. Но лишь на время…
16 октября 2009 г.
За моим окном падает снег. Постепенно улицы белеют. Вот и зима… долгая, холодная зима наступила. Я помню, в московской палате наши с мамой кровати стояли у окна. Тогда я тоже смотрела на падающий снег. Так я на время забывала о том ужасе, что переживала в той клинике. Сколько детей пострадавших от рук неуклюжих медсестер и врачей?! А их несчастные матери, терявшие силы, сохраняли лишь надежды, что поставят своих детей «на ноги» любым способом. В нашей палате было восемь человек с нами. Молодая женщина приехавшая из Иркутска с трехлетней дочкой Софьей. Бедное дитя! У нее такие красивые, умные, грустные глаза. Сердце кровью обливалось, ведь тело девочки не держало ее. Она не сидела, не говорила, руками не работала, она даже кушать самостоятельно не могла. Елене приходилось самой пережевывать пищу прежде, чем давать девочке. Зрелище не из приятных. Еще была другая Елена с сыном Артемом. Он был постарше Сони. Но их болезни почти совпадали. Только Артем мог и говорить, и кушать сам. Еще одна женщина, из Казахстана, кажется, имени ее я не помню, была с сыном Алишером. Мальчик был нормальный в движении, но болен психически.
