драгоценно редкий,Холст закричит из рамы,
Пусть колеблются ветки,
Малёванные зрачками.
Радужная оболочка —
Да оживут портреты!
Так взрываются почки
От зелёного цвета.
Гамма оттенков – фронда,
Зрячесть слепого – притча:
Смотрит с холста Джоконда
Не на нас —
на да Винчи.
Становление
Как в людях утверждается
Естество?
Мозоли превращаются
В мастерство.
Пылают души Троями —
Сплошь следы…
Становятся героями
В час беды.
Светло гореть поэтому
Бересте,
Становятся поэтами
На кресте.
«Поисписался…»
Поисписался?
Суеверье!
Всё под рукой, чтоб ни просил:
Листки, летящие с деревьев,
И облака белее перьев,
И лужи полные чернил.
Голгофа
Молва.
Молва, довольная собой.
Чужая слава – яблочко мишени.
Подсудно чьи-то выкорчевать вены,
А если исподволь?
Не бритвой, так волшбой?
Толпа клыкаста,
филигранно зла,
Сквозь гниль зубов процеживает сплетни
И новой болью, как свинцовой плетью
Ударит по лицу из-за угла.
Превознесёт сомнений горьких дни,
– Будь славен! – прокликушествуют глотки,
А эхо повторит стократ:
– Будь проклят!
Ату его!
Распни его!
Распни!
Они придут к Голгофе.
Много тех,
Довольных, сытых,
с ликом скорбно-лживым,
Ткнут под ребро копьё,
Проверят —
жив ли?
– Что нового,
Ну как там на кресте?
«Как это дорого…»
Как это дорого —
прийти
Домой
и чувствовать, что дома,
Что на сегодня все пути
Закончились в дверном проёме.
Что гулкость комнаты пустой
Никто словами не нарушит,
Что можно быть самим собой
И врачевать покоем душу.
Что рыжий чай остыл давно,
Что свет погашен —
ночь ранима…
Курить в раскрытое окно
И знать:
всё в мире поправимо.
Вдруг вспомнить прошлогодний снег
С его несбывшейся любовью,
И одинокий лунный свет
Поцеловать у изголовья.
Равноденствие
Женщину златоустую
Не уличить в колдовстве,
Голуби богохульствуют
На церковном кресте.
Осени
