Бывшего начальника управления внутренних дел по Западному административному округу. Ага, понял? – И тут же его опять переклинило, прямо закрутило в настоящее комбо: – А… Я ночью подумал… Тебе на окнах на кухне нужны тяжёлые шторы, у тебя с будки во дворе, на антеннах, мигают красные камеры. Это полная хуйня, так жить нельзя.
– Ничего не понял. Всё нормально, Жор, успокойся. Большой брат не следит за тобой.
Он вдруг вспыхнул и упёрся в меня невидящим взглядом.
– Жора, блядь, Жора! – злобно повторил он, крича, покачиваясь на лесной тропинке. – Ты всё время зовёшь меня Жорой, когда хочешь звучать снисходительно. Снисходительный, блядь! Я знаю, что ты шаман, да, но так нельзя. Я потому ваших имён не помню, потому что вы постоянно: Жора, Жора! Сука, я своё имя помню, не надо звать меня Жорой!
Иногда он говорит мне «вы» – и я без понятия, кого ещё он имеет в виду. Может быть, Коку, который накануне улетел в Сербию, чтобы окончательно слезть? Ну и как мне с ним говорить? От Жоркиных загонов слишком быстро устаёшь. У меня и своих проблем хватает, без него. И я прекрасно знаю, что ему нравится, когда его зовут Джошем. Но я никогда его так не зову – чисто из принципа. Чтобы он наконец понял, что он не какой-нибудь модный чел из туманного Сан-Франциско, а просто сторчавшийся Жорка, свалившийся к нам на голову из зоны отчуждения. Он, кстати, и правда чернобыльский.
– Ой, смотри, белочка! – так же внезапно сменил тему Жора и расплылся в мутной улыбке; он сразу обо всём позабыл. – На дереве белочка! Ещё одна, видишь? В дупле!
– Вижу, – сказал я.
И мы, два дебила, стояли и смотрели на белок в лесу… Насчитали четырёх.
И вот мы с Жорой на квесте. Кока улетел в свою Сербию… И что я здесь вообще делаю? Зачем копаюсь под деревом в этом бесконечном Мещерском парке? Через два часа мне ехать в центр, на «Ночь музеев»! Только не смейтесь: я пытаюсь наладить отношения со своей бывшей – Соней. Всё ещё надеюсь, что что-нибудь выгорит…
Кока перед отъездом уже успел вынести мне мозг на эту тему:
– Не унижайся, Сань. Нахуй она тебе нужна? Тебе просто нужно потрахаться.
Это я знал и сам. Почти полгода без секса – это не шутки. Но тут я не мог сдаться – пусть даже все вокруг твердили мне одно и то же: «Сохрани гордость, Сань, забей на неё. Она крутит тобой и относится как к говну. Ну замутите вы с ней снова – и что дальше-то? Опять будет ездить тебе по мозгам?»
На это ответить мне было нечего, кроме того, что гордость в гроб с собой не возьмёшь.
– Куда её поведёшь? – спросил тогда Кока, смягчившись.
– В Музей толерантности, – ответил. – На «Новослободской».
Конечно, Кока не смог удержаться, чтобы не пошутить:
– Ну с толерантностью у нас нет проблем. Гы-гы.
Ладно, вернёмся к текущим проблемам. Невозможно найти чёрный пак под корой поваленного дерева, если поваленных деревьев тут как говна – до самого горизонта! И все они одинаковые. Пора бы смириться:
