вдруг сделался похож на огромную голову всплывающего со дна чудовища. Чудовище зорко следило за пловцом черными провалами глазниц, недовольно ворочалось, и круги на воде все усиливались. Теперь они были похожи на волны, с которыми Федору приходилось бороться, но возвращаться не хотелось, хотелось плыть вперед, к ощетинившемуся каменными шипами проснувшемуся чудовищу. Ведь не просто так оно зовет. Не просто так он столько дней блуждал по тайге и остался жив. Вот ради этого!
Озеро вибрировало все сильнее, вздыбливалось то тут, то там, искрило серебряной змеиной чешуей, дразнило. А остров все никак не приближался, и силы, которых еще мгновение назад было с избытком, вдруг закончились. Руки и ноги налились свинцом, точно на них снова повисли кандалы. Повисли и потянули вниз, под воду. Или не кандалы, а упругие, отливающие серебром кольца обвились вокруг тела, сжали так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Стало страшно. Страхов за свою жизнь Федор пережил немало и со смертью в последнее время ходил рука об руку, но этот страх, сковавший тело и душу серебряной чешуей, был особый, из тех, что не забыть, не вытравить из сердца. Наверное, так себя и чувствует кролик в стальных объятиях удава. Федор и есть глупый доверчивый кролик, и объятия смертельные он ощущает всем телом, а вот удава не видит. Вода вокруг, беспокойная озерная вода – никакого чудовища, а тело криком кричит от ужаса, бьется в невидимых тисках, не хочет умирать. И тишина вокруг как на погосте. Даже плеска волн не слышно. Звезды просыпались с неба в воду, зажгли ее белым огнем, закружились в беззвучном хороводе. Красиво, только умирать все равно придется, хоть со светом, хоть без. И если перестать бороться, а вдохнуть воду полной грудью, все закончится очень быстро. Возможно, одной звездой в хороводе станет больше, и одной неприкаянной душой тоже.
Федор почти сдался, почти смирился, но вместо того, чтобы позволить неведомой силе утащить себя на дно, закричал из последних сил, забился. Тишина отозвалась странным тягучим звуком, завибрировала, как натянутая струна, и невидимые кольца разжались, отпустили, вытолкнули Федора на поверхность, как ненужную соринку. Звезды вернулись на небо, все до единой, и теперь равнодушно наблюдали за Федором сверху. А от острова, прямо по лунной дорожке, кралось еще одно чудовище. Слишком много чудовищ на него одного…
Федор раскинул в стороны руки, закрыл глаза и понял – все, пришел его край. Не так, так этак умирать придется, вернуться обратно на берег не получится. И измученное тело согласилось – не получится, ни до берега, ни до острова ему не доплыть. Жил граф Шумилин романтичным дураком, дураком и умрет, ляжет на озерное дно. Мысль эта больше не пугала, наоборот, подбадривала – ну брось ты уже трепыхаться, человечек, уймись! Федор согласился. И в тот самый момент, когда согласился, ушел под воду…
Не нужно было открывать глаза, нужно было уходить, не оглядываясь, не прощаясь, а он открыл и увидел прямо над собой черную тень. Затухающее сознание встрепенулось, дернулось вверх,
