сладостями, бородатый оборванец падает рядом с дремлющей овчаркой, мужик в пиджаке бросается к нему, выскакивает продавец арбузов из-за угла, свешиваются из окон мягкие игрушки, книжные, рестораны, рестораны в книжных, у щуплого паренька не заводится мотоцикл, ему помогает женщина в хиджабе, пока татуированная девушка в короткой кожаной юбке звонит в какую-то службу; из кальянной играет песня, удаётся разобрать примерно:
Я привык к тоске, ничего не поделаешь
С того момента, когда ты смотрела в мои глаза в слезах
Ребёнка на месте нет. День очень жаркий, просто иссушающий, а я забыл намазаться санскрином, вышел в майке вместо белой рубашки, и руки, кажись, вот-вот сгорят.
– Сир! Сир! – кричу. Тут же привыкли к сумасшедшим. Оглядывается один торговец рыбой, что-то говорит, не разобрать. У него уродливые кильки лежат на тающих льдинках, прилавки не до конца застеклённые. Рыба – последнее, что мне сейчас нужно. Зато любителя рыбы я замечаю очень кстати. Он спал под табуретом и оживляется, выходит ко мне.
Кот (лоснится). Эгеге, кого-то сейчас хватит солнечный удар. В такое время года стоит носить панамку. Это важно. Важнее, чем твои глупости.
Нет самое важное это секрет ты выведал у него скажи пожалуйста вся рыба с меня или чего ты хочешь
Кот (лоснится). Какой секрет? Ты в курсе, что я вообще не тот кот, о котором ты подумал? У нас у каждой кошачьей семьи свои персональные шесть соток. Как у советского дачника.
Хорошо ладно давай так ты знаешь Екатерину
Кот (лоснится). Допустим, знаю. Привести к ней? Слушай… Рыбы завались, а мне за такую услугу хотя бы пять драников.
Чего драники где я найду тебе в Турции драники
Кот (лоснится). Просто пообещай, что поделишься.
Если увижу драники да без проблем
Кот машет мне хвостом и исчезает в узкой улочке там рыночные задворки где лежат объедки и торчат из дверей мешки с красными бобами я иду за котом он перепрыгивает ручеёк из канализации и скрывается за ковром как за занавесом и я скрываюсь туда же
Однажды Большая Сестра дала мне задание в Израиле. Задания в Израиле почему-то самые приятные. Так вот: грузный двадцатилетний парень Федя снимал за дорого каморку на окраине Тель-Авива, получал пособие еврея-репатрианта, искал работу, учил сложнейший иврит, который и у меня-то в основном устный. По большому счёту у Феди было всё замечательно, в перспективах аж Нобелевская премия мира, но в тот момент он, как свойственно великим, скучал по русской водке, а один пить не привык совершенно. Феде нужна была разгрузка, чтобы не вернуться с тоски назад в родную Сибирь, где его не ждало никакой премии абсолютно точно. И разгрузка Феде требовалась настоящая, пацанская, не пиво по зуму с друзьями из прошлого, а вереница пластиковых рюмок длиной в ночь, как в его Красноярске в подъездах бывало. Я с Федей познакомился на базаре Левински, сказал, что очень хочется бухнуть. Мы взяли в магазине аж «Белугу». Зима в Израиле – противное время, темно, слякоть, погода
