смылся в компании очередной пигалицы, бросив меня, несчастную, на произвол судьбы.
– Мне стыдно. Честно.
– И поделом. Как дела, супостат?
– Хорошо. Как дела в «Гартикле»?
– Пусто, холодно и всюду хлам, который не нужен никому, включая меня.
– Я ведь попросил прощения.
– И думал этим меня умаслить? От меня так просто не отделаешься. Спроси Фолбери, сколько раз ему пришлось пресмыкаться передо мной за тот позорный случай с эгг-ногом. Потом извинись еще раз.
И все же брюзгливый голос Сесилии подобрел: несколько булочек с маслом, несомненно, сумеют поднять ей настроение. Двери «Гартикля» – это сознает и она, и Джо, – перед ним пока не закрыты.
Отчасти музей, отчасти архив и отчасти клуб, «Гартикль» занимает одну из тех странных ниш в жизни Лондона – физической и социальной, – которая делает его почти неуязвимым для внешнего мира и почти незаменимым для узкого круга посвященных. Сесилия Фолбери работает здесь и библиотекарем, и в каком-то смысле библиотекой. Безусловно, при попутном ветре найти искомую книгу или предмет можно посредством картотеки. Картотечная система здесь весьма солидная, хотя немного устаревшая и строго аналоговая (в «Гартикле» иначе и быть не может). Так же Сесилия исполняет функции алфавитного указателя. Если вам нужно отыскать здесь что-то в более-менее разумные сроки, лучше сразу обратиться к ней – только очень-очень вежливо и по возможности сдабривая просьбу лестью. Прозвище Сесилии – Людоедка – не вполне шуточное, а супруг Боб без ложной скромности называет себя ее рабом.
– Сесилия, ты когда-нибудь слышала об эдинбургском музее имени Логанфилда?
– С тех пор, как его закрыли, – нет. А что?
Джо Спорк не удивлен.
– Просто интересно. А об опасных книгах?
– Да, разумеется. Их десятки. Церковь подняла жуткий хай, когда Гутенберг изобрел печатный станок, потому что теперь любой мог печатать и распространять что угодно. Попы приходили в ярость по любому поводу. Местных баронов бесили грязные слухи, распространяемые посредством низкопробных пасквилей. Почти все они были правдивы, и читать их – сплошное удовольствие! – Из трубки доносится громоподобный смех. – Сохранилось даже несколько библий с опечатками, которые в корне меняют смысл сказанного. «Прелюбодействуй» и все в таком роде. Люди их коллекционируют, епископы – сжигают. Глупенькие. Можно подумать, Богу есть дело, что там напечатано в какой-то книжонке.
– Нет, я про другую книгу. Более современную.
– Брось, Джо. Выкладывай, о каком опусе речь? – Она выделяет это слово, наслаждаясь его вычурностью. – Что за манускрипт тебе нужен?
– Он назвал ее Книгой Гакоте.
В трубке раздается короткий кашель, похожий на глухой лай.
– Сесилия?
– Я тут.
– Что случилось?
– Книга
