мы – за дебютное первенство. У каждого своя мечта.
В середине второго начинается жесткая игра. Соперник давит, но мы не прогибаемся. Они всегда жестко играли, и пары столкновений все-таки не удается избежать. Ощутимо роняют нашего капитана, Колоса, потом прилетает Димону, но вырваться вперед «Титану» это не помогает.
К концу второго периода ломают меня. Больно. Впечатывают в борт с такой силой, что мне кажется, еще чуть-чуть – и я сломал бы ногу. Тренер против такой жесткой игры, но в этот раз кивает нам, давая право отвечать, чтобы быть на равных.
И это срабатывает. За семь секунд до конца периода Ковалев забрасывает шайбу. Один – ноль! Да, черт возьми!
Мы уходим в раздевалку на перерыв, и никто не выбирает выражений, высказывая эмоции. Ломать соперника на льду – не наша история. Мы за хоккей, чистый и честный. Для драк есть ринг, нас так учили.
– Булгаков, что с ногой? – спрашивает Палыч. Видел, что мне неплохо досталось. Но на адреналине доиграл и не заметил ничего, сейчас чувствую, что болит.
Этого только не хватало.
Поднимаю форму, рассматриваю колено: опухает, начинает синеть. По ходу, растяжение связок. Это хреново.
– Виктор Палыч, я доиграю, – говорю сразу. Пройдет, ничего страшного.
– Иди в медпункт быстро, пусть зафиксирует и заморозит. В третью пятерку на третий период встанешь, чтобы не нагружать так сильно, понял меня? Филатов, во вторую вместо Булгакова.
Киваю. Не самое приятное решение, конечно, но это точно лучше, чем меня бы совсем сняли с игры.
Растяжение – самая частая травма, у меня лично уже растянуто все, что только можно. Болит неприятно, да, но восстанавливается быстро. Главное – фиксировать покрепче.
Не опуская штанину, иду в медпункт, не думая ни о чем, кроме того, что мне нужно отыграть третий период и помочь команде выйти победителями.
Стучу в дверь и вхожу внутрь, замечаю Алену и стараюсь держать себя в руках.
Сначала игра, потом все остальное.
– Да, что-то случилось? – спрашивает меня и смотрит как на чужого человека. Да как так-то, блин?
– Да, – отвечаю. Я обо всем подумаю потом. Обязательно. – Ваши сломали меня. Можно заморозить и зафиксировать чем-то? Доиграть надо и не развалиться.
– Я бы порекомендовала покой…
– Надо доиграть, – перебиваю ее. «Покой» – точно не мое слово сегодня.
– Присаживайтесь, – кивает на кушетку и отходит к шкафчику с лекарствами, доставая оттуда нужные.
А я смотрю. Она так притворяется искусно или правда существует вероятность того, что она меня не узнала? Но как? Всех узнала, а меня нет? Так не бывает, наверное. Я что, настолько изменился?
Аленка достает все нужное и подходит, присаживаясь передо мной на стул. Аккуратно касается ледяными пальцами опухшего места, прощупывая каждый сантиметр, интересуется, где больнее.
А мне почему-то больнее
