миром, каков он есть на самом деле, а не тем, который многие тысячелетия создавал человек. В такие минуты начинает казаться, будто ты в чужой стороне и все окружающее тебя – враждебно и, что еще ужаснее, непонятно. Я тут же представила Марата, бегущего что есть мочи с холма, стоило только-только взойти солнцу. Претерпев ужасы ночи, сбежав от диких кущей и притаившихся в них зверей иного мира, Марат, по его словам, вернулся к своим знакомым совершенно другим человеком. Насколько другим – этого я никогда не узнаю. Если не считать коротких обрывочных историй, мне неизвестно так же и то, как все-таки он провел эти четыре года в Крыму.
В Москву из Крыма Марат привез неутолимое желание свободно путешествовать всюду и двух котов, назвав одного из них Астрал, а другого Уксус.
Тут вам не Калифорния
Когда улицы избавились от уже надоевших всем грязи и слякоти, а ветер потеплел и сделался мягким, мы с Маратом стали подолгу гулять. Вернее, подолгу мы бывали на Площади Защитников Неба, в Крылатском. Площадь стала уже культовым местом – сюда на своих досках пригоняли парни из других районов и даже с другого конца города лишь затем, чтобы повидать друзей и покататься. Уже лет двадцать, а может и больше, здесь, особенно весной и летом, слышны стук деревянных досок о плитку и мягкое шуршание жестких пластмассовых колесиков. Почему именно Крылатское стало маленьким центром этого большого уличного спорта? Неужели во всей Москве не нашлось такого места, где можно было бы вдоволь кататься и делать трюки? Да, в общем-то, нет. Возможно, дело было не только в том, что эта Площадь была как будто создана для катания. Возможно, дело было в едва уловимом настроении беспечной радости и умиротворения, которое плыло где-то вверху, над синими панельными домами и над Площадью. Пятнадцать лет назад здесь учился кататься мой брат. Теперь училась и я.
Кроме ребят, мамаш с колясками и стариков, на Площади частенько бывали необычные персоны, которые, стоило им только появиться, тут же завладевали вниманием всех присутствующих. Несколько раз я видела, как старики-оппозиционеры разворачивали здесь свои плакаты и долго, с жаром объясняли любопытным, что же их так беспокоит и против чего они выступают.
Их было всего четверо – три женщины и мужчина, который по виду был старше их всех: говорил он редко и очень тихо, все время опирался на трость трясущейся рукой и выглядел сильно уставшим и подавленным, так что при взгляде на него во мне просыпалась жалость и к старости, и к бедности, в которой жил старик, судя по одежде – такой засаленной и порванной, что даже черный цвет ткани не мог скрыть от посторонних глаз всех этих изъянов. Женщины же выглядели куда лучше. Они следили за своими прическами и макияжем, хоть сочетания ярких цветов теней и помады выглядели крайне нелепо на их сморщенных лицах. Предводителем этой маленькой оппозиции была женщина, которая казалась моложе остальных и самой рьяной. На ней были джинсы и джинсовая куртка, на носу – большие круглые очки, а волосы длинные, русые. Увидев ее, Марат сказал:
