на ноги, радость захлестнула его сердце.
– Значит, Ермолай прав, значит, Иисус – Бог! – выкрикнул он и обнял мальчика, и хотя тот ничего не понял, но тоже обнял Панталеона. – Беги, беги к матери, она тебя ищет, ты задержался, слышишь, – спешно проговорил юноша. И мальчик в самом деле побежал, а Панталеон не побежал, а полетел к домику на углу тихого переулка и большой улицы.
В этот день родился новый человек. В дальней комнате своего скромного дома отец Ермолай крестил Панталеона. В низкой комнатушке тихо горела лампада. Было холодно. В очаге дотлевали угли. Но юношу согревало неземное тепло. Он замер, с радостным изумлением ощущая Чье-то сладостное неземное прикосновение. Кто-то был сейчас в этой комнате, Кто-то посетил этот крохотный домик и Своим теплым дыханием вошел в сердце юноши.
Но как стремительно пролетело время, как быстро настал тот час, когда Панталеона призвали к прибывшему в Никомидию императору. Этому предшествовало исцеление слепца. Именем Христа вылечил его молодой врач. Завистники донесли об этом императору. И вот повелитель мира мрачно вглядывается в чистые ясные глаза Панталеона.
– Что же ты, юноша, не стремишься ко мне на службу? Или не хочешь послужить великой империи и самому императору? Тебе больше нравятся оборванцы и обманщики? А может, тебе по сердцу сказки про казненного на кресте обманщика из Галилеи?
– Он не обманщик, и повествования о Нем – не сказки, – тихо, но твердо возразил Панталеон. – Он истинный Бог.
– Не безумствуй, – усмехнулся император.
– Я не безумствую, безумствуют те, кто не признает Господа, Творца неба и земли, – твердо прозвучал под сводами дворца молодой голос. – Хочешь увидеть Его мощь и испытать силу римских богов? Я знаю, у тебя сейчас есть смертельно больной слуга. Пусть принесут его сюда, и пусть твои жрецы призовут своих богов на помощь, да придут они исцелить его. А потом и я призову своего Бога.
Долго молчал Максимиан. Потом приказал:
– Несите.
Лежащий без сил на носилках человек. Уже несколько недель он прикован к постели. К бледному лбу прилипла прядь волос. Он хрипло дышит, и бескровные губы едва шевелятся. Громкие молитвенные восклицания жрецов оглашают здание. Пахнет ладаном, а потом и жареным мясом. На жертвеннике дымится молодой барашек. Но больной только кашляет, задыхаясь от струящегося в его сторону дыма.
И вот возле носилок – Панталеон. Он не зажигает жертвенного огня, не простирает к небу рук с громкими криками. Он склоняется к больному и берет его худые длинные пальцы в свои мягкие руки.
– Господи, услыши молитву мою и умилосердись над этим страдающим созданием Твоим, – говорит он тихим голосом. Только император и несколько приближенных могут слышать Панталеона. Остальные замирают в тишине. Тишина опускается на всех, наполняет покои дворца, тишина просится в каждое сердце, даже в сердце жестокого Максимиана. И в тишине слышно, как скрипят носилки, когда больной поднимается
