: чешет густые волосы – прядку к прядке укладывает, и бегут по округе ясные лучики, скачут по земле, по низким облакам и веселят каждого, кто в это время проснулся.
В новгородском крае солнце будто из Онежского озера выходит. Покачается с боку на бок, заглянет в озёрное зеркало и наполнит простор своим удивительным светом.
– Хорошо-то как, Господи, – рыбари прямо в лодке молитву творят.
– Радость-то какая, – кланяются косцы.
– И вправду радость, – вглядывается в решётчатое окошко монах, поглаживая серые странички, по которым только что гуляло гусиное перо. – Вот и ещё одна страница переписана…
В онежской стороне
Андрюша любил проснуться рано. Его и не будил никто. Батюшка, бывало, выйдет на крылечко, глядит, а по тропинке, ведущей к озеру, бежит отрок, только льняные кудри развеваются.
– Не рано ли поднялся? – серьёзно спросит отец.
– Что ты, батюшка, я ведь так люблю по росистой траве побегать! – звенит в ответ голосок.
– Матушка спохватится, а нас с тобой нет, вот задаст нам обоим. Скажет, и молитву утреннюю пропустили, а на безделицу время хватило, – протягивает отец руки к сыну, а тот подпрыгивает, обхватывает родную шею и целует в пахнущую ладаном бороду.
– Пойдём, что ли?
– Пойдём, поторопимся, – да так с радостным смехом в избу и зайдут.
Отец отрока – священник Авксентий – вырос здесь, в Обонежской пятине1 новгородской земли. То ли получилось так, то ли так Господу было угодно, только сызмальства манило его сердечко в храм. Сначала местному священнику прислуживал, молитвенного разумения набирался, а пуще всего засиживался за книгами. Что ни страница, то целая жизнь. Что ни книга, то мир открывается, как на ладони.
Пришло время, Авксентий женился на местной кроткой девушке Марии, а потом принял священнический сан. Молодые батюшка с матушкой жили мирно, в любви и согласии. И вскорости Господь даровал им сына. Нарекли его родители Андреем.
Как ходить начал, от батюшкиного подрясника ни на минуту не отрывался. Куда священник, туда и мальчик. За что ни возьмётся отец, рядом сын снуёт. А больше всего на свете полюбил Андрей, когда в доме звучала молитва. Тихо звучала, приглушённо. Не понимал ещё ни слова, но уже сам старался произнести молитву.
Проходили дни, а как постарше стал Андрей да поразумнее, батюшка и усадил его за бумагу с пером.
– Давай-ка грамоту постигать, – пододвинул к столу батюшка скамейку. Усадил на неё Андрея, книгу перед ним раскрыл.
– Будто дитя малое, – подсмеивалась над отцом матушка. – Взрослый человек, умом Господь не обидел, а кого ты так рано обучать решился.
Посмеивалась, посмеивалась, да в один из вечеров собственным глазам не поверила:
– Ты гляди-ка, батюшка мой дорогой, а ведь и на самом деле читает!
Андрюша чётко так, ладно по слогам первую в своей жизни молитву вслух прочитал. Прочитал, перекрестился, слез со скамьи и объявил:
– Теперь пойдёмте тишиной любоваться.
Заулыбались батюшка с матушкой. Смешно, ведь сынок и тон отцовский перенял, и слова повторил, что отец в тихие летние вечера произносил:
– Пойдёмте тишиной любоваться.
Семейство Авксентия выходило на улицу, усаживалось на бережок и замирало. По всему Обонежью господствовал вечер. С дальней улицы женский голос звал заигравшуюся дочку. Голос летел, звенел гулко, а потом вместе с эхом таял в ивняке. В соседнем загоне вздыхала корова, укладываясь спать. Заиграла сторожевая колотушка, выбила несколько ударов и притихла, только дробь её полетела за горизонт.
На поверхности озера засветились звёзды. Около них выскочила рыбина и в сию же минуту нырнула в своё зеркальное отражение, оставив кружевную бахрому таять на водной глади.
– Господи, благо-то какое Ты нам даёшь, – молился батюшка, а вслед за ним Мария с сыном.
И месяцы так проходили, и годы, вырос Андрей. Родителями своими воспитан был в правилах христианского благочестия, обучен чтению, письму и церковному пению. Часто помогал Андрей отцу Авксентию и во время церковной службы. Да только ли это? Отрок брался приводить в порядок молитвословы – подправлял ветхие от времени страницы, так что книги принимали первоначальный вид. Испрашивал у батюшки благословения и пробовал на деревянной доске выписывать лик святого.
Получалось ли? Ещё как получалось, об этом все в Обонежской пяте говорили. А ещё любили в Обонежье, как по храму лился, скорбя и радуясь, голос отрока Андрея.
– Словно
