нефтяным магнатом Ходоровским.
Строилась изящная часовня возле серых кубов зданий нашего министерства благодаря пробудившемуся религиозному чувству членов «солнцевской» преступной группировки, хотя, принимая во внимание природу и источники основополагающих экономических связей Решетова, ему пора было зачинать знаковое строительство новой синагоги.
В курилках же, пожимая плечами, сотрудники, приближаясь к обсуждению означенных тем, равнодушно для себя выводили: конечно, воруют там, наверху, но ведь и нам жить дают…
Того же мнения простодушный обыватель был о главе города, молясь на него в ожидании очередных прибавок к социальным подачкам и превознося его щедрость. При этом не понимая, что подачки, включенные в расходную часть городского бюджета, – политическая акция, окупаемая долгосрочностью нахождения мэра при деле и, вообще, ничто в сравнении с доходами от корпораций его воистину дорогой супруги. Успешно пользующейся служебным положением своего муженька.
И я, посмотрев на белесый развод, отметивший мысок моего ботинка, след улицы, ее полива противоледным средством, отходом производства одной из компаний деловой мэрши, щедро оплаченной городом как полезный ядовитый продукт, поднялся из-за обеденного стола, также производства той самой дамы, и, тяжко вздыхая думам вослед, пошел к себе на этаж, наткнувшись у двери кабинета на кучку сотрудников, поджидающих меня со своими заботами. К бесконечности их потока я уже привык. Подписать нескончаемый вал документов – от заявления на отпуск или разрешения на получение загранпаспорта до оперативных сверок и справок. Дать добро на вербовку, выклянчить у начальства спецназ или наружку, дежурную машину или ресурсы прослушки, согласовать внедрение в группировку, ознакомиться с делами разработок, озвучить решительные команды к действию… Словом, перечислению моих обязанностей не виделось конца. Как и количеству всевозможных ходоков. Таким же ходоком к начальству был и я.
На отделе висели десятки дел. Порой навязанных свыше. К примеру, заместитель генерала, знаток немецкого языка и личный друг шефа берлинской полиции, взяв себе с утра за правило почитывать германскую прессу, наткнулся в ней на статью об убийстве семерых вьетнамцев в их общежитии. Вьетнамцы в Берлине занимались нелегальной продажей сигарет, приходивших в страну контрабандой, и мафиозные разборки на этом поприще были делом обыденным. Но столь массовое и наглое убийство, конечно же, впечатляло. Убийц было двое, но, покидая место бойни, один из них оставил отпечаток пальца. Тут-то нашему заму пришла в голову инициатива: сравнить отпечаток с имеющимися в наших анналах. Мысль здравая: масса вьетнамцев переехала в Германию из бывшего СССР, а здесь в милиции из них побывал едва ли не каждый второй. Отпечаток из Берлина прислали, мы его отработали, и случилась удача: убийцу установили. Но! По соображениям берлинской полиции страну он успел покинуть, уехав на родину,
