Так. Улыбайтесь… и-и… снимаю.
Раздался щелчок и сразу за ним последовала вспышка. Из аппарата тут же вышла фотография, которую девчонки начали разглядывать.
– По-моему неплохо вышло, – сказала Лотти. – Правда Гриша мрачнее тучи.
– Да, как и папа в общем-то… вроде не родные, а как с одной яблони свалились. Папа стоишь в самом центре и ни намёка на улыбку, – упрекнула она. – А ты на это погляди!
Они хором рассмеялись при виде зажатого Эдмунда, явно стеснявшегося камеры. Банкет продолжился, и веселью не было конца. Царила теплая дружеская атмосфера, словно событий прошлого и вовсе не было. И так было уже целых два года, с тех пор как совместными усилиями двух враждующих сторон были организованы партии, которые положили конец битве идеологий. Партийная система оставляла классы, но при этом позволила простым людям собираться в политические единицы, а их лидерам участвовать в судьбах народа на ровне с аристократами. Это было уникальным феноменом, которого прежде не видела история нового мира.
– Как думаешь, он придёт? – спросила Лотти.
– Не знаю… я не оправлял ему приглашения, – безразлично ответил Григорий. – Ему тут места нет.
– Вот оно как. Давно мы его уже не видели. Может, это даже к лучшему, – посмурнев, добавила она.
Через несколько часов бал подошел к концу, и все гости разъехались по домам. Лотти осталась ночевать в поместье Бен Кильмани, изрядно напившись. Эдмунд кое-как заставил её сесть в транспорт. Эли утащила домой вдрызг пьяного Фарля, который вместе с Симоном под вечер знатно приложились к коньяку. Семья Кол Галландов также отправилась в свои владения. Павел простился с Розой, проводя её к Атмосу, и также уехал. Но не домой. Путь его лежал к особняку на отшибе, где жил совершенно другой человек. Стояла ночь. Небо заволокли тучи и назревала зимняя гроза, раскаты грома уже раздавались где-то вдали, а в след за ними и удары молний подоспели. Их яркий свет освещал темные коридоры здания. Павел ступал по ним без тени страха, взгляд его отличался от того, что был при свете софитов. Он был более отрешенным, даже апатичным. Вот он остановился у двери и прозвучал глас небес, от которого содрогалась сама земля. Павел открыл её. Перед ним предстала просторная комната с зажженным камином, его легкий треск успокаивал душу, и свет тускло освещал помещение. Тени от огня прыгали по стенам, изредка касаясь лица хозяина особняка. Он сидел на кресле в рубашке цвета смолы, а шею его опоясывал синий галстук. К руке этого человека была подведена капельница, поэтому он не мог поприветствовать гостя, как полагается.
– Вижу, тебе не здоровится, – заговорил Павел. – Судя по наряду, ты всё-таки намеревался прийти на бал.
– Да, но, увы, здоровье подвело. Как там всё прошло? Надеюсь, никаких казусов не случилось? – произнес он, блеснув пустыми голубыми глазами.
– Ты не поверишь, дружище, – ответил Павел, начав регулировать поток лекарства в капельнице. – Тишь да гладь. Мир и полное взаимопонимание.
Этот сарказм пришлось не по душе хозяину дома. Павел это понял,
