избежать неприятностей, Сергей Александрович никогда не рассказывал жителям Давыдова о своём единокровном брате, живущем во Франции.
В музее две большие комнаты: первая посвящена Бородину, вторая – Дианиным. В ней, помимо портрета Павла Афанасьевича, общего предка и первого священника села Давыдова, сейчас висят фотографии Павла Александровича, моего дедушки, и Кирилла Павловича, моего отца.
Жизнь в Давыдове идёт своим чередом, и центр этой жизни – внушительная Преображенская церковь, которую большевики, по милости Божией, не разрушили.
МУЧЕНИКИ
Окунёмся в 1975 год. Мне 13 лет. Запад переживает «кризис Церкви». Христианство подрывают известные священники, епископы и кардиналы. Они утратили веру, но остаются в Церкви, пытаясь уничтожить её изнутри.
Один из наших школьных учителей, решивший спасти нашу христианскую идентичность, приглашает группу исследователей рассказать нам о гонениях на верующих в СССР. Нам показывают слайды разрушенных и взорванных церквей, фотографии психушек, где «лечат» христиан, упорствующих в вере. Нам показывают портреты мучеников – православных, католиков, протестантов, – истерзанных за верность Евангелию.
На перемене, вместо того чтобы побежать с ребятами играть в футбол, я замираю в углу школьного двора, чувствуя сердцем и телом, как некто незнакомый овладевает моей душой. Я больше не прежний. Я испытываю огромную скорбь и огромную радость. Меня охватывает Святой Дух, Он пробуждает и встряхивает меня. Но я ничего не знаю о Святом Духе.
Мученики вошли в мою жизнь подобно стреле, пронзающей тело.
В западном мире, который обрушивается под грузом материализма, легкой жизни и ненасытной жажды удовольствий, мученики станут моим спасением. Христианство для меня – уже не тот разлагающийся труп, что я вижу повсюду. Христианство – это всепобеждающий Крест, воздвигнутый на Голгофе XX века. Это ярко-красная кровь верности милосердию и любви Божией.
Моё христианское образование минимально. Дома о Боге не говорят. В школе говорят, но никто не знает, о чём идёт речь: нас не учат христианской вере и нравственности. Про добродетели и заповеди молчат. Я знаю, что есть три важных понятия: вера, надежда и любовь. Но то, что о них рассказывают, неубедительно: это всего лишь политическое пустословие.
Мученики. Я смотрю на них, только на них, и повсюду ощущаю их присутствие и поддержку.
РУССКАЯ ИДЕЯ
Школа для меня – ад. Несмотря на огромные усилия, по всем предметам я предпоследний в классе. Я силён только в плавании – в плавании я первый.
Я учу английский, но мне не разрешают взять немецкий вторым языком. «Для идиотов у нас испанский, а не немецкий!» – вот что я слышу. Моя мама, ранее преподававшая испанский, в панике. Она прибегает в школу: «Мой сын будет учить немецкий! Испанскому я сама могу его научить!» В итоге меня отправляют на немецкий.
Мне
