на месте в считаных сантиметрах друг от друга, но оба уставились на Тристана Кейна округлившимися глазами. Данте на миг бросил взгляд на Морану, оглядывая ее с головы до ног, и его внимательный взор на долгое мгновение задержался на ее губах, отчего она вдруг осознала, как сильно они припухли. Морана неотрывно смотрела в его темные глаза на встревоженном красивом лице. Покачав головой, он стремительно отошел к окну и приковал сердитый взгляд к открывающемуся за ним виду.
Какое-то время Амара вовсе не смотрела на Морану – она глядела на мужчину, что стоял рядом с ней. Выпрямила спину, подняла подбородок, однако на ее лице не отражалось ни капли раскаяния. Морана почувствовала, как ее уважение к этой женщине на порядок выросло, поскольку попасть под влияние взгляда Тристана Кейна, способного прожигать дыры, было чертовски страшно.
Покосившись на него, Морана увидела, что он смотрит на Амару, плотно стиснув челюсти.
Никто не проронил ни слова.
Казалось, напряжение между этими двумя нарастало до такой степени, что Морана на миг задумалась, а не вмешаться ли. Но потом уловила, как дрогнули его губы.
– Поезжай домой, Амара.
Его голос – этот голос виски и греха – прозвучал впервые за несколько часов, когда он тихо обратился к ней с требованием и вместе с тем просьбой.
Амара кивнула безо всяких возражений и объяснений, взяла сумку со стола и прошла мимо них к лифту. Остановилась возле панели управления и, обернувшись, посмотрела на глядящего в окно Данте сердитыми темно-зелеными глазами.
– Хватит быть трусом, Данте, – негромко выпалила она в его сторону. – Уже давно пора, мать твою.
Ничего себе.
С этими словами она вошла в лифт, и двери за ней закрылись.
Что ж.
Но, похоже, этим все не закончилось. Изумленно вскинув брови, Морана наблюдала, как Данте сжал руки в кулаки, схватил вазу с ближайшего шкафчика и швырнул ее на пол, разбив на сверкающие осколки. Вздрогнув от внезапного громкого шума, с которым прекрасный хрусталь разлетелся вдребезги, усеяв весь пол, Морана сделала резкий вдох.
Она слишком устала, была слишком измотана, чтобы становиться свидетельницей новых, более сильных эмоциональных потрясений, во всяком случае до утра. В каком-то смысле Морана даже была благодарна Тристану Кейну за то, что тот хранил молчание и не становился яростным вихрем, в который порой превращался. Сейчас ей нужно успокоиться, чтобы не стать похожей на эту вазу на полу, рассыпавшуюся от силы, которую не смогла выдержать.
А потому, зная, что лучше уйти и оставить мужчин наедине с размышлениями, а самой обработать рану, Морана отступила.
Бесшумно прокравшись к гостиной, она открыла дверь и прошмыгнула внутрь, отчетливо осознавая, что в квартире стоит гробовая тишина, нарушаемая лишь шумом дождя, бьющего по стеклам. Выпустив наконец воздух, который, казалось, держала в легких с тех пор, как вошла в лифт, Морана быстро поставила телефон на зарядку, зашла в ванную
