выводом из неуспеха Гаагской конференции: в мире, где все строится на силе, где вопрос об ограничении вооружений встречает только недоверие и вражду, Россия должна была быть сильной – и для сохранения мира, и на случай войны. Но государь, считаясь с тем, что на Дальнем Востоке борьба почти неизбежна, в то же время сохранял неизменное миролюбие и с точки зрения поклонников «превентивных войн», быть может, даже упустил «удобный момент» для нанесения удара Англии.
Со второй половины 1899 г. Англия ввязалась в южноафриканскую войну, которая оказалась много труднее, чем думали все. Народ в несколько сот тысяч человек, почти без артиллерии, оказался в состоянии связать почти на три года военные силы Британской империи. Непопулярность Англии во всех европейских государствах была так велика, что отовсюду к бурам стремились десятки, сотни добровольцев. Государь разделял общее отношение к этой борьбе «Давида с Голиафом», как тогда говорили, – то отношение, которое побудило гласного московской городской думы А. И. Гучкова отправиться добровольцем в Южную Африку. В письмах к близким он не скрывал своих чувств и писал великой княгине Ксении Александровне, насколько ему приятна мысль о том, что он бы мог решить исход этой борьбы, двинув войска на Индию. Но государь сознавал, что это было бы трудным и рискованным начинанием, которое могло бы вылиться в общеевропейскую войну. Дальше замечаний в частных письмах он не пошел, хотя некоторые министры и склонялись к желательности использовать английские затруднения.
Англия, со своей стороны, делала некоторые шаги навстречу России и (31 августа 1899 г.) впервые согласилась на учреждение должности русского консула в Бомбее, в той Индии, которую так старательно оберегали от русских влияний.
В ноябре 1899 г. германский статс-секретарь по иностранным делам Бюлов (который вскоре после этого был назначен канцлером) имел с государем крайне знаменательную беседу в Потсдаме, где государь на шестом году своего царствования в первый раз остановился проездом из Гессена.
Государь говорил с Бюловом прямо и определенно. Отозвавшись с сочувствием о бурах, он сказал, что Россия не будет вмешиваться в африканские дела. Россия хочет мира. Она не желает и конфликта между Англией и Францией. Если бы она этого хотела, конфликт бы разразился уже год назад (государь этими словами подтвердил распространенное мнение о роли русской дипломатии при разрешении англо-французского конфликта из-за Фашоды).
«Нет никакого вопроса, – сказал далее государь, – в котором интересы Германии и России находились бы в противоречии. Есть только один пункт, в котором вы должны считаться с русскими традициями и бережно к ним относиться – а именно на Ближнем Востоке. Вы не должны создавать впечатления, будто вы хотите вытеснить Россию, в политическом или экономическом отношении, с того Востока, с которым она веками связана многими узами национального и религиозного характера. Даже если бы я
