style="font-size:15px;"> Всплыло что-то из памяти. Чем-то всё, происходящее с нами, с неосапиантами, сильно напоминает мне жизнь молодого человека в 2010+ году того мира. Когда ты, молодой, пышущий здоровьем, исполненный надежд, внезапно превращаешься в растерянного щенка, стоящего посреди вихря зарождающегося капитализма. Нет работы, нет карьеры, нет норм. Люди, поглощенные интернетом, общаются с теми, с кем удобно, а это значит, что соседские и родственные социальные цепи, связывавшие их ранее – ослабли. Нет больше возможности устроиться по знакомству, нет ни одного шанса понять, кого завтра мир осыпет золотом, а чья профессия и годы практики отправятся в трубу. У тебя есть силы, но ты понятия не имеешь куда и как их приложить. Почти никто тогда не знал, как жить эту жизнь…
Тут? Почти тоже самое для нас, неосапиантов. Сила в наших телах определяет вектор или, по крайней мере, здорово его меняет, то вот на нечто совершенно неопределенное. И сидящая у меня на коленях бессмертная девочка, которая взрастила себя как компетентнейшего программиста, плачет от горя, узнав, что любимая бабушка хотела у неё это отнять. Всё отнять. Совсем всё. Просто решив за неё.
Ради какого-то абстрактного, несуществующего, бл*дского счастья. Которого, сука, просто не существует!
Но все, почему-то, в него верят. Это как религия, только без воображаемого друга, просто некое самоутешение до самой могилы. Только вот, товарищи, этой девочке могила не грозит. Она будет вечно юной, вечно красивой, просто… вечной. Ей не нужно переначинать.
– Она ничего плохого не хотела, – бормотал я, поглаживая плачущую девушку, – Просто ошиблась. Сильно ошиблась. Не со зла.
– Оши… оши-блась? – кажется, Янлинь не поверила тому, что услышала.
– Конечно, ошиблась, – я сделал свой тон слегка удивленным, – Ты разве еще не поняла? Твоя бабушка – человек, Янлинь. Настоящий человек с настоящим человеческим воспитанием. Понимаешь? Че-ло-век. А мы – уже чуть-чуть другие. Она жила в постоянном страхе, что вы с ней ошиблись, выбирая тебе такой… стиль жизни. Может, ночами не спала, думала о том, как ты без неё будешь жить. И вот, надумала… херню.
– Так разве… не важно… остаться… людьми? – прерывающимся голосом выдавила из себя девушка.
– А кто нам мешает? – философски вопросил я, – Но для этого вовсе не обязательно лишаться личности. Что ты, что Вероника, вы не можете умереть от старости, ну так и живите себе своим умом. Да, вам не повезло, вы одни из первых, но посмотри на неё – живет и радуется. Да и ты, насколько я знаю, не плачешь ночами в подушку…
– Плачу…, – сердито заявили мне куда-то в обильно смоченную слезами подмышку, – Я хочу…
– Хоти, – великодушно разрешил я, – Все хотят. Если хотят сильно – то начинают добиваться. Или учатся обходиться. Или живут, пока не захотят чего-то нового. Проблем, которые бы решались взрывом мозга – почти не существует. К тому же, Янлинь – этот вариант всегда у тебя с собой, так сказать… эй! За что?!
Меня
