холодом от Мани не веяло. Щека была синей, но тёплой. Убедившись, что перед ним живой человек, Нищета облегчённо вздохнул и, потеряв интерес к исследуемому объекту, лениво направился к столу.
– Фу ты. Надо же, как испугала, – выдохнул он с облегчением. – Никак не могу привыкнуть к твоим милым женским шалостям. Поведай мне, убогому, это у тебя что, боевая раскраска или новая косметическая мода в стиле кладбищенского ренессанса? Женщины, женщины. И когда успела так прихорошиться? Месяц назад батарею центрального отопления не смогли покрасить. На батарею, получается, краски пожалела, а на себя нет, – сварливо ворчал он, с исследовательским интересом осматривая женщину со всех сторон. – Это надо же так расстараться – ни единого белого пятнышка. Ты у меня теперь не просто красивая. Ты, Маня, красивая до безобразия, – ухмыляясь, продолжил он. – Надо же так радикально улучшить внешний вид? Кто же тебе такое паскудство присоветовал? Сама бы ты вряд ли додумалась. Если хочешь знать моё мнение, этот цвет тебе не к лицу.
– Что? – прошамкала Маня трясущейся челюстью, не сводя выпученных от страха глаз с синего Василия Митрофановича.
– Нет, вообще-то, ничего, – пытаясь придать голосу нотки безразличия, сказал Нищета. – Привыкнуть можно. Со временем. Такие благородные тона мне уже где-то приходилось видеть. Вспомнил. В зоопарке. Так выглядит задница у макаки. Нет, у неё, пожалуй, оттенки мягче будут.
– Господи, утопленник! – срывающимся от страха голосом сказала Маня. – Откуда он здесь взялся? Второй месяц в кране воды нет.
Она неистово перекрестилась, плюнув в сторону Василия Митрофановича.
– Вот дура необразованная. Не ори, всех соседей на ноги поднимешь, – безразлично сказал тот, обнюхивая стакан с остатками вчерашнего пойла. – Последние мозги пропила. Мужа родного с утра опознать затрудняется. Вася я, кикимора. Ва-ся, – говорит по слогам. – Узнала, наконец?
– Утопленник Вася? – продолжала дрожать всем телом Маня.
– Просто Вася. – Нищета в сердцах ударил пустым стаканом о стол. – Вот послал Господь наказание. Где ты видела, чтобы утопленник по квартире ходил, да ещё и разговаривал, а? Сожитель я твой, Василий Митрофанович. Внимательнее присмотрись ко мне.
– Как будто похож, – всё ещё колебалась Маня, близоруко всматриваясь в черты лица раздражённого Нищеты. – Только чего же ты синенький-то такой? Рожа опухла и синяя вся как у утопленника недельной давности.
– На себя посмотри, образина, – Нищета, грубо схватив сожительницу за рукав кофты, подтащил к зеркалу. – Господи, ну и уроды, – с неприязнью смотрел он на два мерзких синих отражения.
– Мы теперь оба с тобой синие, ни одного светлого пятнышка, – не переставая любоваться собой, кокетничала успокоившаяся Маня. Она вертелась перед зеркалом и улыбалась, рассматривая себя со всех сторон. –
