Точно острое, но почти забытое воспоминание, задвинутое на самую дальнюю полочку сознания.
Признаюсь.
Я за эти полтора года ни разу не танцевала. Даже тайком. И впервые мои ноги ощущали былую силу только сейчас. Впервые они захотели вспомнить то, что было записано в их мышечной памяти.
Проснулись…
Я улыбнулась и торопливо подошла к большому прямоугольнику, через который сочился – нет, буквально врывался свет на чердак, и задержала дыхание от открывшейся красоты.
Небо.
И без того безбрежное, здесь оно казалось воистину безграничным. Плыло, светлое и теплое, и своим дыханием просачивалось даже сквозь стекло широкого окна.
Это окно… Я с первой секунды восприняла его как отверстие в жизнь размером с бездну. Прижимаешься к нему, заглядываешь, а там… целая вселенная. Ты любопытная, шустрая, а перед тобой целая замочная скважина в Мир.
Там снаружи пыль, мерное рычание и звонкий гул больших железных машин, десятки крыш и трубы заводов, величественные высотки и прячущиеся между ними неказистые советские пятиэтажки. Роскошь и нищета, безупречность и грязь, яркие огни и тусклые отсветы. А мне тепло. Просто тепло. Уютно внутри. Можно подтащить матрас ближе к окну, сесть, прикоснуться пальцами к стеклу и ощутить себя в безопасности. Почувствовать в этой пустоте себя человеком.
Свободным, сильным, живым.
Я больше не сухой лист на асфальте, который таскает по дороге ветер, куда ему вздумается. Не мелкая серая пыль, ложащаяся на плечи хмурых прохожих осенью, которую никто не видит, потому что и без этого на улице мерзко и промозгло. Не бездомная собачонка, что скулит и подволакивает лапы от летящего вслед камня.
Я – это Я.
И Я есть. Существую. Живу.
И ничего больше не боюсь. Ведь все теперь будет по-новому.
Да. Боль все еще напоминала о себе. Но теперь она была другой. Она давала мне ощущение того, что я жива. И больше не позволю себя сломить. Какая бы беда не обрушилась на голову. Как бы сильно не давила ночь темным холодным одеялом одиночества. Как бы не закладывала уши давящая безжалостная тишина.
Буду сильной. Буду новой. Счастливой.
Буду.
10
Горстка земли упала на крышку гроба, в котором лежала моя мертвая мама. Еще горстка. Еще. Никто не плакал. Все молчали и ждали, когда это закончится. Чтобы позже сказать несколько добрых слов за столом и свалить подальше по своим делам.
Родных у нее не было. Детдомовская. Круглая сирота. Никого. Из близких – я, отчим, несколько подруг, коллеги с работы, соседка – тетя Рузана. Вздыхать по маме, кроме нас, особо было некому. Из нажитого у нее имелся лишь наш старый домик.
А еще прободная язва желудка. Потому что мама много нервничала и никогда никому не жаловалась. Любые неприятности она терпела стойко и всегда молча. Молчала она даже тогда, когда ее резко согнуло от боли. Не пикнула ни разу, пока везли в больницу. Не
