который она оставляет, и думал о том, что это важный день, и мне нужно приложить все усилия, чтобы победить в своей первой важной игре. Чтобы оправдать надежды отца. Чтобы не подвести его.
Не знаю, о чем он думал в тот момент. Но никогда не забуду, как посмотрел на меня, слегка улыбнулся и с теплом потрепал по голове.
В тот день в школе мне везло буквально на каждом уроке. Пятерка за контрольную по чтению, свободное времяпрепровождение на физкультуре, а вместо противной математики – дежурство в раздевалке. Я отлично провел время. А на обратной дороге нашел кошелек с несколькими купюрами и заспешил домой, чтобы обрадовать мать. Если она не пропьет эти деньги, то мы сможем заплатить за свет и воду в этом месяце.
Отец повстречался мне на лестнице, когда я, перепрыгивая через две ступени, поднимался на свой этаж. Он спускался, держа на плече увесистую спортивную сумку. И заметно растерялся, столкнувшись со мной лицом к лицу.
– Папа, а ты куда? – Впился я глазами в сумку. – Разве ты не на работе?
– Да, я… вот, нужно вынести мусор.
Меня должно было насторожить, что он избегает моего взгляда, но вместо этого я отошел на шаг, чтобы пропустить его.
– А где мама?
– Сейчас только выброшу мусор и сразу вернусь. – Нервно выдохнул отец и помчался вниз, не разбирая ступеней.
Это была его последняя и самая жестокая ложь.
– Харри! – Завопила мать.
Я побежал на ее голос.
За свет мы так и не заплатили. Нам его отключили. А через месяц нас завалили всевозможными счетами и судебными требованиями, потому что отец больше не вернулся.
Я так и не узнал, что произошло между ними в тот день, когда отец вернулся с работы пораньше, чтобы собрать свои вещи и уйти. Мать ползала по коридору в собственной рвоте и слезах. В квартире густо пахло алкоголем и табачным дымом.
Любой бы не выдержал. Но не всякий ушел бы. Бросая мою мать, он бросил и меня. Мы с ней оба в один день стали бывшими для него. Ненужными. Мы стали воспоминанием, которое хочется стереть из памяти, будто его и не было вовсе.
Поняв, что отец сбежал, я бросился вниз по ступеням. Выбежал на улицу и стал звать его. Побежал в одну сторону, затем метнулся в другую. Возможно, он отошел за дерево и притаился, чтобы глупый мальчишка не увидел его. Возможно, так ему проще было бросить меня – ничего не объясняя. Бросать всегда легче, если не приходится смотреть в глаза.
Но в тот день я отчаянно не верил тому, что это действительно произошло. Тому, что он мог поступить так со мной. Пока мать заливала горе спиртным, я трудился на льду. Бесстрашно вступал в схватки, летел с клюшкой наперевес в самое пекло сражения, толкал корпусом игроков команды соперника и с остервенением, не свойственным восьмилетке, ударял по шайбе – словно хотел запустить ее в космос.
Мне хотелось, чтобы он видел, как я могу. Чтобы гордился. Чтобы понял, как любит меня, и вернулся.
Но он не
