и не ржать было трудно. Очень уж забавное лицо было у Марины во время всех этих манипуляций. Такое озабоченно-серьезное, и в то же время словно она и сама не верила, что все это проделывает. Судя по тихим комментариям, это какая-то традиция их семьи, которую она и сама считает глупой, но… надо так надо.
А уж когда она зажала в зубах какую-то железку и начала на ней далеко не мелодично дзынькать, я почти не сдержался. Но все же послушно подыграл, сделав такую же сосредоточенную и безэмоциональную мину и продолжив постукивать по кожаному кругу. Что я, ритм, что ли, отстучать не сумею? Во всяком случае, если не обращать внимания на вполне закономерный от близости Мастера стояк…
Правда, мысли о том, что Мастер у меня на всю голову больная, крутились в мозгу все настойчивее. Но, может быть, и к лучшему? В смысле, легче будет с ней управляться? Болезнь у нее не опасная, даже в какой-то мере веселая. Ерзает только она на мне, ржа возьми, возбуждающе. И выглядит так же. Может, ну его в бездну, этот бубен, и пора снова брать инициативу в свои руки? Обычно женщинам нравятся настойчивые, пусть даже и Оружия. Тем более она дикарка, иерархия Мастеров для нее – пустое.
Я мысленно выдохнул, приготовился и внезапно понял, что мы уже не в спальне! То есть, если бы Лакоста не сказала прямо, что Мастер у меня дикарка, я решил бы, что она меня на астральный план вывела.
Лежу я вроде все еще на оленьей шкуре. Или не на шкуре?! Кажется, то, что подо мной, теперь двигается и, судя по звукам, что-то жует. А вокруг странная степь – волнистая и серо-зеленая до одного горизонта, такая же волнистая, но стального цвета – до другого. Море?
– Ох и ни хрена себе… – пробормотала Мастер, и я понял, что для нее происходящее – такая же неожиданность.
– Хараша внучка, аднака! – вдруг сказали у меня прямо над головой. Я попытался резко обернуться и наткнулся глазами на пожилую женщину с довольно характерными чертами лица. Старшая родственница или и вовсе старейшина семьи? Причем, судя по ощущениям, она… тоже Мастер?
– Ты, стригунок, нэ на меня, на нее гляди. Ишь, в раж вошла. Хараша внучка!
– Ба! – сидящая на мне Марина бросила свою железку, поерзала на мне, ржа ее возьми, и уставилась на пожилую женщину с возмущением. – Все вообще-то как ты учила.
– Хараша, хараша, – продолжила бабка, обходя меня по кругу и чуть ли не тыкая пальцем то в руку, то в живот. – Свежая кровь, сильная. Хараша будет добыча жирный бить, детей сильных даст! Не зря, не зря тебя в ту помойку отправила, выкопала же в гнилом мхе самородок.
Марина хихикнула, посмотрела на мое, уже привычно, видимо, ошалевшее лицо и радостно доложила:
– И не один! Он мне сразу с прицепом достался: четверо детей с ним, и все такие, как он, если я правильно поняла. Ба, они не с нашей планеты, кровь – свежее не придумаешь.
– Четверо! Ух-ху, какой плодовитый стригунок. Много детей – сильное стойбище! Много жира добудем, много здоровых стригунков вырастим.
Старуха даже начала приплясывать
